В начале 90-х Юрий Нагибин опубликовал серию беспощадных памфлетов о Сталине и Гитлере, где подспудно проводилась мысль о патологической страсти, которую два вождя испытывали друг к другу, но которой не суждено было реализоваться, так как исторические обстоятельства были против них, пишет для Русской службы BBC доктор политических наук, научный сотрудник колледжа Сент-Энтони Оксфордского университета Владимир Пастухов.
Не скрою, что, при всем моем уважении к творчеству Нагибина, тогда, сразу после прочтения, аллегория эта показалась мне избыточной. Однако стоило только обозначиться контурам новой мелодрамы с участием Путина и Трампа, как мой мозг угодливо извлек из памяти именно эту навязчивую ассоциацию с одной из последних книг Нагибина.
Похоже, мы все действительно являемся свидетелями того, как психологический триллер перерождается в геополитический боевик.
Родственные души
Победа Дональда Трампа создала уникальную, до конца еще никем не осознанную, ситуацию в международных отношениях. На какой-то (пока еще не ясно, насколько длительный) момент времени в двух самых мощных военных державах на планете, — я думаю, что военный потенциал России пока еще позволяет ей прочно удерживать второе после США место, — у власти оказались лидеры с весьма схожими ценностными установками.
Во многом Путин и Трамп такие разные, но в сфере этики — они все-таки вместе. Как написал американский классик О. Генри, родственные души…
В первую очередь их объединяет утилитарное отношение к такому достижению цивилизации, как право; презрение к гуманизму, справедливости, добросовестности и прочим христианским добродетелям, которые не являются для них ни в какой степени руководством к каким бы то ни было практическим действиям, тем более в политике.
Они рассматривают любые институты как вериги, от которых любой благоразумный человек должен стремиться избавиться как можно быстрее. Зато они полагаются на «понятия», неписаный кодекс поведения «джентльменов удачи», правила игры между теми, кто верит в одного Бога — силу.
Оба они являются в большей степени предводителями определенных финансовых «кланов», чем представителями каких-то общественных сил. Оба больше похожи на политических флибустьеров, чем на лидеров политических демократий.
Собственно, в саму демократию они верят еще меньше, чем в справедливость. Они готовы пользоваться ею, но не готовы ей служить. Оба апеллируют к «народам» через голову элит, и оба, являясь плотью от плоти прогнивших насквозь элит, позиционируют себя как врагов истеблишмента (олигархии).
Искушение Кремля
Уникальность ситуации создала у обеих сторон, но в первую очередь — у Кремля, соблазн воспользоваться ею для резкого изменения геополитической обстановки.
Обе стороны понимали, что возникла беспрецедентная возможность лидерам России и Америки (и даже шире — Запада) говорить друг с другом на одном языке (разумеется, не в лингвистическом смысле слова). Этим грех было не воспользоваться.
Каждая сторона при этом полагалась на свой необъятный опыт жизни «по понятиям» и думала, что ей удастся переиграть партнера на понятном ей поле. И Путин, и Трамп искренне верили, что их «личная дипломатия» — это такой беспроигрышный бизнес, где, вложив рубль (доллар), получишь не два, а целых десять.
Путин, похоже, готов был открыть Трампу необъятные русские «закрома» и сдать ненужного ему Асада в обмен на право восстановить СССР, если не де-юре, то, по крайней мере, де-факто. Трамп, которому в глубине души было глубоко безразлично, чей там этот Крым, искал только приличную форму, позволявшую обменять его на что-то более «существенное».
В предварительных контактах недостатка не было. Трамп задолго до того, как проявились его фантастические политические амбиции, был для Москвы уже «своим в доску» парнем, этаким Армандом Хаммером нашего времени.
Все, что могла собрать и услышать русская дипломатия и разведка, обещало баснословные политические дивиденды. Кремль в таких обстоятельствах не мог просто сидеть и наблюдать, как уникальный исторический шанс уплывает в небытие. Искушение «подсобить» своему кандидату было огромным.
Насколько эффективным было русское вмешательство, никто не знает. Если предположить, что за кражей данных с сервера Демократической партии действительно стояли русские спецслужбы, то операцию в целом можно считать эффективной, так как этот эпизод, похоже, сыграл ключевую роль в победе Трампа.
При этом не обязательно, что Трамп заранее знал о взломе, это могла быть и совершенно самостоятельная «медвежья услуга», так сказать — «царский подарок» из Москвы. Так или иначе, Москва в этом случае «по самое не хочу» влезла в чужую, незнакомую для нее игру, не просчитав всех последствий.
При этом если для России приход такого лидера к власти вписывается в общую историческую логику и не вызывает особого удивления, то в Америке победа Трампа — это сенсация. Здесь нечто подобное было эволюционно преодолено много десятилетий тому назад.
Институциональный шторм
Для понимания сути происходящего необходимо сделать одно уточнение. При том, что оба лидера являются «родственными душами», Путин для России есть фигура совершенно органическая, его взгляды и ценности целиком и полностью вписываются в русскую политическую традицию, он культурно идентичен основному русскому типу и в некотором смысле действительно является лидером большинства.
Другое дело Трамп — он для американской политической традиции является настоящим «enfant terrible», выпадает из привычного культурного и политического контекста и вызывает острую ответную реакцию.
Явление Трампа Америке вызвало настоящий «институциональный шторм» — острую и массированную реакцию политической иммунной системы на вторжение враждебной и неорганичной для нее потусторонней силы. Именно эта реакция оказалась не учтена Кремлем, да и не могла быть учтена в силу особенностей русского менталитета, который не признает права на существование любой другой реальности, кроме той, которую привык осязать в течение многих столетий.
В этом смысле реакция Путина на поведение американских политиков мало чем отличается от недоумения, испытанного Иваном Грозным, обнаружившим, что Елизавета I не совсем самовластная правительница в доме своем, а должна слушаться каких-то «мужиков» в парламенте.
Этот институциональный шторм поставил Трампа в замысловатое положение. Всей душой он хотел бы продолжить «стрелку» с Путиным и договориться. Но в сложившейся ситуации это было бы политическим самоубийством.
Конечно, есть средство, которым любой русский «президент» воспользовался бы незамедлительно: можно распустить конгресс, изменить избирательный закон, отменить выборность губернаторов и провести такую «перезагрузку» американской политической системы, что мало никому не покажется. Но инстинкт самосохранения, видимо, подсказывает Трампу, что не только Украина — не Россия, но и Америка тоже.
В этой ситуации Трампу приходится быть «святее» самого Маккейна и демонстрировать такую жесткость к русским, какую ни один Обама, не говоря уже о Клинтон, и представить не мог. Это уже просто Никсон наоборот, который всю жизнь был антикоммунистом, а закончил разрядкой и Хельсинским актом.
Трамп, который всегда был самым «большим другом» Москвы, вынужден вживаться в роль ее заклятого врага, вопреки своим внутренним убеждениям и позывам своей почти русской души.
Разлука будет без печали…
И Путину, и Трампу пока очень тяжело осмыслить, что же с ними и между ними случилось, как почти любовь на глазах превращается в почти ненависть. Они обмениваются на публике ударами и одновременно шлют друг другу сигналы о том, что готовы к диалогу, придавая российско-американским отношениям несколько шизофреноидный характер.
Их взаимоотношения напоминают развод в итальянской киносемье, где стороны порознь жить не хотят, вместе не могут и поэтому истязают друг друга истериками. Причем амплитуда скандала с каждым раундом только нарастает.
Тем не менее, в глубине души лидеры обеих сверхдержав, похоже, готовы смириться с неизбежностью и принять реальность такой, какая она есть. Россия и США шаг за шагом скатываются к глобальной конфронтации, той самой, от которой всерьез намеревались уйти.
Недавно Петр Порошенко процитировал русского поэта Михаила Лермонтова, комментируя дрейф Украины в сторону Запада. Теперь пришла очередь России, и хозяин Кремля имеет право, пожав плечами, произнести, глядя на Вашингтон: «Была без радостей любовь, разлука будет без печали…»