Борис Соколов, историк
День 65-летнего «юбилея» смерти Сталина выпал на финишную прямую президентской кампании в России. И атмосфера, которая сложилась в России к этому моменту, разительно напоминает атмосферу последних месяцев сталинского правления и создает ощущение, что переживаемая эпоха подходит к концу. Правда, сравнение, пожалуй, будет не пользу современности.
При позднем Сталине в СССР, так же, как в сегодняшней России, нагнеталась ненависть ко всему окружающему миру, а внутри страны – «безродным космополитам», которые продались загнивающему Западу и загадочной для подавляющего большинства советских граждан еврейской организации «Джойнт». И люди, только что пережившие самую разрушительную и кровопролитную войну в своей истории, готовились к новой войне. Их убеждали, что она будет короткой и не слишком разрушительной, как прежде убеждали, что воевать будем малой кровью и на чужой территории. На самом деле в те последние месяцы своей жизни Сталин воевать по-крупному еще не собирался. Для большой сухопутной войны у него не было людей – после того, как более 40 млн. человек, включая почти 27 млн. красноармейцев, сложили свои головы в Великую Отечественную. Поэтому единственную серьезную войну того времени, в Корее, советский вождь предпочитал вести чужими руками и жизнями – китайцев и корейцев. Да еще оказывал военную помощь антиколониальным движениям в Индокитае и других странах. Для большой морской войны у него не было флота. Советский флот был несоизмерим с флотом потенциальных противников – США и Англии, а большую судостроительную программу все никак не удавалось утвердить, в том числе из-за неважного состояния здоровья генералиссимуса.
В последние годы жизни Иосиф Виссарионович чувствовал себя все хуже и хуже и работал все меньше. Поэтому важные документы, требовавшие его подписи, на долгие месяцы и даже годы оседали у него, и по ним не принималось ни положительного, ни отрицательного решения. Да и сама эта программа была ориентирована даже не на вчерашний, а на позавчерашний день. Дело в том, что Сталин питал настоящую страсть к тяжелым крейсерам, столь модным в начале XX века, но уже в годы Второй мировой войны превратившимся в сравнительно легко поражаемые мишени для самолетов. Но именно тяжелые крейсера должны были, по замыслу Сталина, составить основу советского флота. И их строили, вбухивая огромные силы и средства в строительство дорогих, но по сути бесполезных военных игрушек. Зато эти игрушки советское судостроение худо-бедно, но строить умело. В отличие от новомодных авианосцев, к которым советские инженеры и конструкторы тогда еще не знали, с какого бока подойти. А для большой войны в воздухе у Сталина не было ни хороших самолетов, сравнимых с самолетами потенциальных противников, ни надежной системы ПВО.
Но, тем не менее, огромные усилия, предпринятые после Второй мировой войны для наращивания советской военной мощи, принесли определенные результаты уже к исходу сталинского правления. Благодаря украденным советской разведкой и трофейным технологиям, уже в 1951 году удалось получить первую годную для боевого применения советскую атомную бомбу. А в 1953 году как раз завершалась подготовка к испытанию первой советской водородной бомбы. Трофейные германские технологии привели к ощутимому прогрессу в советской ракетной программе. Параллельно на основе американских прототипов шла лихорадочная работа над созданием стратегического бомбардировщика, способного достичь территории главного противника – Америки. Сталин тогда надеялся, что через пару-тройку лет он будет располагать готовой к боевому применению водородной бомбой и средствами ее доставки на территорию США. А вот тогда, как думал генералиссимус, он сможет диктовать свои условия Западу.
Вероятно, Сталин был настроен чересчур оптимистически. Советский Союз так никогда и не пробрел достаточную военную мощь для того, чтобы диктовать Западу свои условия. Но те вооружения, которые усиленно разрабатывались в последние годы жизни Сталина, в дальнейшем обеспечили «взаимное гарантированное уничтожение», что исключило свержение советского тоталитарного режима посредством иностранной военной интервенции. И это были вполне реальные и эффективные вооружения, пусть и основанные на технологиях, разработанных за пределами Советского Союза.
Сейчас градус военной истерии в России достиг примерно такого же градуса, как в последние сталинские месяцы. А внутри страны главными врагами стали сторонники либеральных и демократических ценностей, будто бы продавшихся Западу и в первую очередь – Америке. Очевидно, замысел Путина и его политтехнологов сводится к тому, чтобы ко дню выборов военная истерия в стране достигла максимального накала. Потому и было столь воинственным путинское послание Федеральному собранию.
Сталин о своих новейших вооружениях говорил скупо. Он вообще в последние годы жизни мало что говорил на публике. Но он располагал вполне реальными бомбами и ракетами. Путин же о своих новейших вооружениях говорит много и бестолково, пугая чем-то в духе компьютерных стрелялок. На самом деле сейчас современные военные технологии стали столь сложны и многочисленны, а российская наука настолько деградировала, что давно уже не поспевает даже за тем, чтобы копировать их необходимый минимум. Вот и приходится Путину рассказывать сказки про крылатые ракеты с ядерным реактором. И эти речи все меньше вызывают гордости за страну и ее президента в самой России и страха перед ее военной мощью за ее пределами. Все чаще ответом становится недоуменная или презрительная улыбка. И все меньше людей в России и за ее пределами готовы бескорыстно восхищаться Путиным.
«Мы воюющая страна, это надо сказать прямо. У нас есть главнокомандующий. Он присоединяет территории, выигрывает войны, представляет новое оружие. Как можно менять главнокомандующего в воюющей стране?» — риторически спросил 130-тысячную толпу на митинге-концерте в Лужниках Игорь Ашманов, доверенное лицо Владимира Путина. Так на этот митинг славить Путина людей собирали за 500 рублей. Доверенным лицам, надо полагать, платят значительно больше.