Для меня всегда было загадкой, почему советские, постсоветские и теперь уже неосоветские люди, декларируя некие фундаменталистские антиевропейские (по их мнению) ценности вроде общинности и народничества, всегда наплевательски относились к коммунальной собственности?
Многие «совки» и сегодня хорошо помнят обшарпанные подъезды, разодранные стулья в кафе и в транспорте, убитые общественные туалеты… Но эти воспоминания никоим образом не вызывают у них отвращения к советской действительности, когда «их все боялись». Скорее, наоборот, порча имущества как раз была иллюстрацией того, что бояться нужно не только их «великого государства», но и непосредственно лично их. Такой себе, примитивный культ ненависти и насилия.
Долгое время я был уверен, что такое поведение было способом хоть как-то отомстить советской власти, которая в принципе стремилась упразднить идею частной собственности в пользу собственности общественной. Но уже в независимой Украине оказалось, что наибольшую ненависть коммунальное имущество вызывает именно в наиболее просоветских регионах. И дело тут даже не в сегодняшнем сознательном уничтожении транспортной и промышленной инфраструктуры. А в традиционном порядке вещей, когда люди вынуждены мириться с тем, что забор и детскую площадку в их дворе могут сдать на металлолом, а высаженные у подъезда пионы и розы выкорчуют и растопчут — просто из ненависти. И это не преувеличение — сравните дворики на предмет тех же цветов в разных городах Украины — с востока на запад.
Получается дело тут не в неприятии советского коллективизма и даже не в нищете и бесперспективности жизни — в мире есть и более бедные регионы с гораздо меньшим уровнем бытовой агрессии.
Скорее, дело тут в ненависти к власти и к лояльному к ней обществу, дело в том, что люди воспринимают окружающий мир в принципе чужим. И тогда не важно, какую власть ненавидеть — советскую, украинскую, российскую…
Очень характерно, например, что украинское (да и российское) общество всегда было пропитано ненавистью к милиции. Мент не считался человеком, был чужаком, представителем иной системы. И чем выше была степень этой ненависти, тем сильнее и жестче были уголовный культ, презрение к закону и уровень бытовой агрессии.
Думаю, подобные отношения общества и власти были не только полностью взаимны, но и глубоко традиционны и для Советского союза, и для Российской империи, и их государств-предшественников. И проблема здесь не только в том, что большая часть России была завоевана и колонизирована Москвой, а значит, вся центральная власть там представляла и представляет собой оккупационный аппарат. Дело еще и в том, что исторически власть в самой Московии состояла из людей пришлых. Не только ханы Золотой Орды, но и варяжские князья Руси были оккупантами. И если в Киеве (и в Новгороде) власть варягов ограничивалась народным Вече и боярами, то в Москве и во Владимире коренные жители изначально имели намного меньше прав, чем в столице.
При этом страшно не столько то, что отношение к обществу и власти, как к двум изолированным друг от друга системам, вполне традиционно для не склонного к самоанализу российского обывателя. Сколько то, что и обыватель этот, и все государство видит через подобную призму весь внешний мир. Судя по соцопросам, для большинства россиян международное право и институты типа СБ ООН или ОБСЕ воспринимаются именно как инструменты в руках потенциальных захватчиков, какими были для их предков законы, установленные варягами, ордынцами и московитами. У людей не возникает даже мысли о возможном контроле власти (индивидуально) или интеграции в мир (глобально). И власть в стране, и мировое сообщество воспринимаются, как в принципе чужая система разного масшатба.
И в этом контексте двухсторонний диалог Украины и России невозможен вообще. По крайней мере, до тех пор, пока Украина не будет готова к диалогу не только с позиции права, но и с позиции военной и экономической силы. И дело тут даже не в Будапештском меморандуме – международное право дает инструменты для решения любой территориальной проблемы с чистого листа. Дело в том, что Украине для выживания нужно стать частью системы, которую Россия не приемлет по своей сути, не приемлет органически.
Не тешьте себя мечтами о смене режима в Москве. Даже последний российский либерал искренне не понимает, почему он должен возвращать чужой бутерброд, когда можно просто договориться…
Если мы выживем, то окажемся в никогда не пересекающихся мирах.
Алексей Васильченко