Василий Рыбников, блогер
На этой неделе стало известно, что из России неожиданно сбежало всенародно любимое немецкое семейство Мартенсов. Эксперты видят в этом украинский след, но пока не могут определиться, чего здесь больше — экономического процветания Донбасса или длинной руки Семена Семенченко.
За головокружительной историей жизненного успеха Ойгена Мартенса и его многодетного семейства с одобрением наблюдала вся Россия. Еще один выбрал свободу, а это не хрен собачий. При всем физическом обилии евробеженца Жерара Депардье — и это не говоря уже об изобретательном прохвосте Маруани, который даже не погнушался заранее украсть песню у Киркорова, лишь бы надурняк поселиться в загадочной русской тюрьме и сочинять там популярные шансоны, не дуя в ус, потому что на русской зоне и без того есть куда дуть, — о массовом исходе затюканных европейцев в страну высокой духовной культуры и быта говорить до недавнего времени было рано.
В корне изменил расстановку сил на международной арене геополитический подвиг репатрианта Мартенса, который мало того, что сам в Россию приехал, так еще и жену с десятком детей с собой прихватил, — все русским бабам легче, не только им для Путина солдат рожать.
Солнце светило над Германией, но не радовало оно простых маленьких Мартенсов. Какое будущее ждало их в загнивающей Европе? Голод, распутица, детский гомосексуализм, бесплатная проституция, школьный СПИД, приобретенный на уроках сексуального воспитания. Десятилетняя Мелитта Мартенс перестала ходить на эти уроки после того, как учительница показала ей презерватив, и Мелитта поняла, что это вовсе не учительница.
Папа, будучи родом из просвещенной России, дома сказал Мелитте, что эта штука на самом деле называется страшным словом «гондон», а то, на что он натягивается, называется «нецензурное ругательство», в России мужики обычно с удовольствием употребляют его в сочетании со словом «жопа». Цепочка логических умозаключений естественным образом привела Ойгена Мартенса к тому, что завтра Мелитту в школе наверняка будут извращенно драть вшестером, а потом придут к нему домой и перешпилят остальных детей, жену бросят на утеху похотливым овчаркам, а там и до него самого доберутся, хотя, с другой стороны (именно с другой!), с него наверняка и начнут — он же столяр.
Вооружившись рубанком, Мартенс всю ночь просидел в подвале, зарывшись в стружку, с неясным волнением в чреслах ожидая нападения мускулистых мужчин в кожаных фартуках на голое тело, а наутро ему выписали штраф в 150 евро за неявку дочери на школьную оргию, и Ойген внезапно подумал, что лучше бы его сексуально просветили всей учительской, чем такие деньжищи платить.
Надо сказать, что душа у Мартенса, как и у любого русского человека, была широкая, но до денег жадная. Длинный рубль, который обещала программа добровольного переселения соотечественников, давно бередил его душу, а деревня Кыштовка Новосибирской области казалась воплощением самых влажных грез — резные терема, золотые купола, избы без единого гвоздя, резвящиеся на березках медвежата в меду, балалаечные конкурсы, валеночки рядами стоят, чу — самовар! А главное, никакого секса.
Приехав в деревню Кыштовка, Мартенс понял, что секс бывает разный — хочешь, ночью по морозу с голым задом в туалет, а там медведь закрылся, так его рогатиной надо и молитвою, а хочешь, с дырявым ведром в прорубь по воду, и хоть никакие голые девки там не купаются, но сам процесс возбуждает всякий раз, как впервые, особенно если в прорубь опять упал соседский алкоголик дядя Дормидонт, пытаясь помочиться. Думал Ойген, с приездом в родные края переименовавшийся обратно в Евгения, на радостях трактор прикупить, чтоб в снегу заморску ягоду абрикос выращивать и продавать за большие тыщи, но что-то не взошло, а трактор, как Евгению объяснили в сельсовете, по-русски называется «хуяктор», да и дорого.
Устыдившись своей европейской дремучести, Мартенс тогда решил удивить местных жителей другой немецкой диковинкой, называется «стул» (это как полено, только на ножках, и спинка еще, резная такая, как терем), он же все-таки был столяр, но местные только удивились, потому что зачем стул, когда есть полено.
С тех пор Мартенса в деревне начали считать несколько малахольным — конечно, не потому, что из европейского бардака в нормальную страну приехал и столько детей без секса настрогал, столяр долбаный, да еще и с собой на животворящий мороз притащил, — а так, в целом. Немец опять же, а бывших немцев не бывает, того и гляди газенваген какой соорудит и всю деревню передушит, а потом на освободившееся место полное болото фрицев завезет, этим землю русскую только дай. Молодые патриоты Кыштовки мимо Мартенсова дома вообще уже без шуток не ходили — то в окно засунут такие вещи, каких юная Мелитта даже на уроках сексуального просвещения не видела, то задний срам покажут, и как оно им только все не отмерзало, а еще кричали хенде хох, кидали зиги, Гитлеру, говорили, капут, — в общем, подбадривали, как могли.
Потом, по совету Шойгу, Рейхстаг в немецком дворе из валежника построили, выпили стекломоев наркомовских, кинулись штурмовать — а дома-то и нету никого…
Факт вероломного бегства семьи Мартенсов на немецкую родину возмутил всю Россию. Россия дала им все — матрасы на пол, пол, комфортабельный туалет, совмещенный с выгребным санузлом, отсутствие сексуального образования, разве что Мелитту отроки пару раз в лес водили медведя показать, а показали вовсе не медведя, и какова же за это была благодарность? Подъемные пропили, и поминай как звали, при том что ни одной причины для такого глупого решения у семейства Мартенсов не было по определению: в России их ждало блестящее будущее, а в Германии — загнивающий гомосексуализм.
Именно это обстоятельство и заставило экспертов насторожиться. Понятно, что бегство Мартенсов не выгодно ни самим Мартенсам, ни России, ни, тем более, Германии. Главным бенефициаром случившегося являются исключительно националистические добробаты из Украины, чья привычка глумиться над беженцами в Россию и обратно давно ни для кого не секрет.
Говорят, что Евгений Мартенс, приехав в деревню Кыштовка и посмотрев там на телевизор (телевизор в Кыштовке не показывал, но хватило и этого), стал больше всего бояться мести укропов за свою гражданскую позицию, и вот она пришла.
Однажды ночью в окна избушки Мартенсов заглянул большой поросенок, и Евгению показалось, что это сам Семен Семенченко. Сначала беженец подумал, что Семен пришел заблокировать ему дорогу в сортир, а затем понял, что зачем бы Семенченко к нему ни явился, все в любом случае закончится сексом. Ту страшную ночь Мартенс пережил, отправляя естественные надобности в туесок, а на следующий день кто-то сильно ударил его ногой по голове, когда он искал под снегом желуди, чтобы прокормить семью. И сколько бы потом соседский алкоголик дядя Дормидонт ни извинялся, Евгений знал, что ударил его отнюдь не Дормидонт, а депутат Владимир Парасюк, про кровавые злодеяния которого еще в Германии подробно рассказывали Мартенсам по «Раша Тудэй».
Поняв, что следующей ночью по его душу придет сам Олег Ляшко, от которого уже никаким туеском не спасешься, Евгений больше не колебался ни минуты: инсценировав свой отъезд якобы за контейнером с вещами и тем самым сбив украинские добробаты со следа, он неожиданно вернулся в дом, схватил семью и увез ее обратно в Германию.
Существует, впрочем, и другая гипотеза: якобы Мартенсы съехали из Кыштовки вовсе не в Германию, а в ДНР, потому что, во-первых, там выдают паспорта, которые в России ходят лучше российских. Во-вторых, в ДНР его не достанет страшный Семен Семенченко, предпочитающий блокировать врага на удобном расстоянии. В-третьих, ДНР сама себя заблокировала и, пользуясь случаем, ввела ручное управление на предприятиях с таким количеством всевозможного железа, что там год пилить — не перепилить, настоящее Эльдорадо. И, хотя со времени обретения независимости молодая республика воспитала огромное множество мастеров по работе с металлоломом, лишние трудовые руки там явно не помешают.
Что же касается сексуального образования, то гражданам ДНР оно и вовсе не нужно. Хотя их предкам знакомство с презервативами, пожалуй, и не повредило бы.
