Олег Кашин, российский журналист
Лучший заголовок этих дней — в Foreign Policy: «Самый ненавидимый человек в России», и подзаголовок — «Протесты доказали одно: от Владивостока до Калининграда все ненавидят Дмитрия Медведева».
Это действительно лучший заголовок, и он хорош не своей нелепостью (тем более что он совсем не нелеп), а прямотой; здесь то, чему неприятно смотреть в глаза, то, от чего хочется отвернуться, — кажется, это называется «неприятная правда». И вот неприятная правда такова, что да, теперь именно Медведев самый ненавидимый человек в России. Не Кадыров, не Сечин, не Чайка, тем более не Путин — Медведев.
Россия выбрала его на эту роль сама в это воскресенье, и России теперь с этим жить.
Распределение ролей в российской власти — игра сугубо медийная, виртуальная. Мы не знаем, какие они настоящие, мы знаем их только такими, какими их нам показывают. Если бы им было надо, Медведева бы нагрузили повинностью, например, с радостным видом сообщать нам обо всяких будущих неприятностях — повышениях тарифов, пенсионных гадостях, урезаниях социальных трат и прочем, но кажется, что его, наоборот, берегли. Если не брать случайного (они ведь не умеют импровизировать, а тогда, в Севастополе — пришлось) «денег нет», то весь Медведев премьерского периода — это стоп-кадры из телевизионных трансляций, когда камера ловила его закрытые глаза, и фотографии спящего Медведева разлетались по социальным сетям, имея максимальный для такого политического контента успех — ну да, есть у нас премьер-министр, бессмысленный увалень, который постоянно спит, а если не спит, то катается на лыжах. Он хотел быть президентом, у него не вышло, и в премьерском кресле он пересиживает образовавшееся в его жизни безвременье — если повезет и если досидит, то, может быть, снова станет президентом, наверное.
Еще раз стоит уточнить, что этот образ, как и все образы всей путинской верхушки, — искусственный, выдуманный, но в любом случае другого образа нет. И если вообразить, что он действительно проспал эти пять лет, то сейчас картина вообще сюрреалистическая — он спал, спал, и пока спал, сам собой превратился в нашего Януковича с его Межигорьем и золотым батоном. Виктор Федорович, доброе утро, тут к вам майдан.
В достоверности того, что нам про него показал Навальный, сомневаться трудно — наверняка есть и Тоскана, и Плес, и что там было еще, но это вообще никак не влияет на ощущение обмана, остающееся на выходе. Он кто угодно, но он не Янукович. Он какой угодно, но точно не самый ненавидимый. При этом против неприятной правды не пойдешь — против Сечина или Кадырова не митинговали тысячи в центре Москвы, и виноградников Путина, даже если они есть, тоже никто не видел. Все сходится, шарик именно под этим наперстком. Да?
Нет. Шарик ускользает из-под наперстка в тот момент, когда мы подходим к нашему феодализму с какими-то воображаемыми демократическими мерками, как будто система сама по себе нормальная, просто в ней есть кто-то конкретный, кто нарушает правила. Это заведомая неправда — тех правил, которые здесь подразумеваются, просто нет, и правила в этой системе совсем другие. Такой трюк в последние годы нам несколько раз демонстрировали силовики, выдергивавшие из системы по одному каких-то губернаторов — смотрите, у него золотая ручка с бриллиантами, смотрите, у него купюры светятся, смотрите, он вор. Если в воровской малине кто-то начнет показывать пальцем — «смотрите, он вор», — вся малина вызовет психиатрическую помощь, потому что в ней все воры, это ее основное свойство. За воровство из малины не выгоняют.
Когда система вся состоит из нарушителей закона, нарушение закона само становится законом.
В этом зазоре между формальностью и реальностью существует класс силовиков — все войны погонных ведомств, о которых мы читаем в газетах, устроены одинаково: кто-то с кем-то что-то не поделил, они сражаются между собой совсем не по закону, и уголовная статья в финале оказывается только нагрузкой к реальному поражению — это даже не избирательное правоприменение, это просто другой закон, которого никто не принимал и не подписывал, но который работает железно и всегда. Игра в «Димона» затаскивает в этот зазор самые широкие круги недовольных граждан — возмущаясь одним свойством этой системы, когда все чиновники по умолчанию олигархи и помещики, недовольные граждане принимают другое ее свойство — когда коррупционное разоблачение становится следствием политического поражения, формальным дополнением к нему. Борцы с «Димоном» добровольно оказываются в той же роли, которую когда-то играл в Следственном комитете Владимир Маркин, делавший вид, что Гайзер или Хорошавин — аномальные явления в исправно работающей системе, а вовсе не типичные ее представители, от которых по какой-то причине кому-то понадобилось избавиться.
Шарик ускользает из-под наперстка, когда люди, пусть и понарошку, не всерьез, но соглашаются с тем, что персона премьер-министра в России имеет какое-то самостоятельное значение, которым можно интересоваться, не ставя под сомнение саму систему.
Робкая (и, кажется, стихийная — «родных», официальных защитников у него почему-то нет вообще) линия защиты Медведева строится в том числе на такой аргументации, что вот сейчас его заменят тем же Сечиным, и будет ли это победой гражданского общества? Вопрос избитый, но все равно хороший — очевидно, что никакая замена не изменит свойств системы, и, игнорируя это обстоятельство, критики Медведева соглашаются лгать, пусть и самим себе, лишая себя этой ложью даже символического морального преимущества над системой, с которой можно соревноваться в чем угодно, но точно не в лжи и не в умолчаниях — у системы в любом случае получится лучше.
Шарик ускользает из-под наперстка, когда вся усталость от семнадцатилетнего путинского царствования, вся ненависть к нему, вся ярость концентрируется в случайной точке, в которую помещен один чиновник с его виноградниками и кроссовками, как будто эти кроссовки и домик для уточки и есть самое отвратительное, что принесла в Россию путинская власть. Не войны и не политические убийства, не олигархия госкорпораций и не Чечня, не уничтоженные государственные институты и не массовое наследование должностей и денежных потоков — все оказывается в тени уточки, и пока все носятся с этой уточкой, Путин пройдет через свои очередные перевыборы и продолжит царствовать так же, как царствовал до сих пор.
Звание «самого ненавидимого человека» останется за Медведевым. Это сознательный выбор недовольных граждан, и с этим выбором ничего не поделаешь.
