— Готовим документы, — пробежал по заполненному вагону проводник.
Предновогодний поезд «Славутич», заполненный спешащими на материк крымчанами, стоял в Новоалексеевке. Я, как и все, потянулась за паспортом, и снова поймала себя на ощущении нереальности происходящего.
Никак не могу привыкнуть, что, путешествуя по своей стране, нужно проходить паспортный контроль. Подспудно жду, что сейчас пограничник скажет: «Шутка!».
Но на границе (ее можно называть несуществующей, не замечать ее, но она там есть) никто не шутит. Это я запомнила еще с момента своей первой после аннексии поездки в Крым.
Тогда в Джанкое российский пограничник с характерным «аканьем» в речи осек мою рефлекторную приветливость фразой: «Не улыбайтесь, пожалуйста». Не улыбаются и на материке.
— У нас с вами одинаковая группа крови, — дружелюбно отметила моя попутчица Зарема, подавая украинскому пограничнику паспорт.
На его новой форме была свежая нашивка с редким сочетанием отрицательного резуса с третьей группой.
— У меня — другая, — парировал военный, и пояснил, что подлинные данные у него на жетоне, а форму он получил «какую дали аккурат перед нарядом».
— А я думала, что тут все по-настоящему, — удивилась я.
— Я тоже думал, что здесь все по-настоящему, — был ответ.
Тогда, в конце декабря прошлого года, я еще не знала, что больше возможности проехать на поезде в Крым у меня не будет. Так же, как ее не будет у моей попутчицы Заремы, которая с полными слез глазами рассказывала, что до сих пор считает Украину своей Родиной.
Так же, как этой возможности не будет у многих крымчан, не потерявших еще связь с материковой частью. У абитуриентов, желающих поступить в украинские вузы, у работающих, ездящих в гости, у всех тех, кто считает себя украинцами.
Но Крым — все еще не остров. Для тех, у кого нет личного автомобиля, но есть деньги, предприимчивые сограждане организовали автобусные перевозки через границу.
Впрочем, транспортная блокада мягко указывает крымчанам их место. За прошедший с момента аннексии полуострова год я слышала о себе и о своих соотечественниках с малой родины разное:- от предателей — до неуслышанных, от беженцев в собственной стране — до лишних людей, от «ватников» — до последних патриотов
Мы, крымчане, такие и есть — разные. Всего лишь за год кто-то из нас потерял родину, а кто-то, наоборот, вернулся домой. И у каждого — своя правда.
«Крым наш», — превратилось в символическое перетягивание каната в состязании между россиянами и украинцами. Только цена в этой игре — человеческие жизни и судьбы. И ощущение, что все не по-настоящему, понарошку.
И хочется думать, что у татарки Заремы на самом деле не отнимают дом в крымском селе только потому, что она не хочет согласно новым российским законам оформлять фермерское хозяйство, что мои близкие и друзья могут спокойно по телефону рассказывать анекдоты про Путина, а боятся лишь в шутку, притворяются.
Не хочется верить, что в Крыму стало дорого жить, что те пенсии и зарплаты врачей и учителей, за которые они, в том числе, голосовали на «референдуме», снова ниже среднего.
Что больше не существует знаменитого некогда на весь СССР медицинского института и национального университета, в котором преподавал и ректорствовал сам Вернадский. А есть некий один Крымский федеральный вуз, дипломы которого ликвидны лишь в России.
И уж точно не могут быть реальностью аресты активистов возле памятника Шевченко за украинскую государственную символику.
Но есть и другая сторона медали. Та, которую нам на остальной части Украины неприятно видеть и знать.
— Знаешь, мы счастливы, — учит меня жизни дама средних лет, жительница Симферополя. — Мой сын повар высокого класса. Он не поддержал «русскую весну» и уехал в Киев, но вернулся, потому что крымская прописка у вас там, на Украине — «волчий паспорт». А здесь он сразу нашел работу в ресторане.
И еще с десяток таких историй от медработников, у которых теперь есть круглогодичное трудоустройство в санаториях, от учителей, которые получают стабильный оклад, от крымчан, ездящих в Краснодар покупать мебель, бытовую технику, потому что «в Украине дорого».
— Поехал в Краснодар за одним Touareg, а купил два, — делится приятель, для которого покупка автомобиля в Украине была непозволительной роскошью.
Мы проиграли России Крым не 16 марта 2014 года, когда толпы крымчан, заворачиваясь в триколоры, в эйфории ринулись ставить «галочки» за свою старую-новую родину. В этом порыве Украина увидела лишь то, что ей хотели показать — ностальгию по советско-имперской великодержавности, сопричастность с русским миром в культурном и ценностном плане, желание защититься от «воинствующих бандеровцев», которые обязательно придут прямо с Майдана их убивать. Все это имело место быть, о чем за год сказано немало.
Но мы забываем, что за всем этом патриотизме скрывалось желание стабильности и благосостояния. Что все те бабушки и дедушки, получающие в Украине 1,2 тыс. грн пенсии, надеялись на достойную оценку их многолетнего труда российскими царедворцами. Что врачи, учителя, воспитатели, сантехники, военные — все рассчитывали на нормальное обеспечение.
Что они знали о России? Благодаря превосходной работе российской пропаганды, они голосовали за великую страну, где зарплаты, пенсии и уровень жизни выше, чем в Украине, и армия тебя никому в обиду не даст.
— Мы не голосовали за экономические блага, — уверяют меня новоиспеченные россияне в Крыму.
Но я не верю. Я знаю, что моя страна проиграла Крым много лет назад, когда после развала Союза получила полуостров. Получила — и ничего не сделала для того, чтобы интегрировать его в украинские реалии.
Мы проиграли Крым тогда, когда не открывали в автономии центры украинской культуры, когда системно не объясняли крымчанам, что наша страна, конечно, не такая великая, как некоторые восточные соседи, но нам тоже есть чем гордиться, у нас есть ценности и национальная гордость, своя история, и нормальная, «не вышиватная» любовь к родине.
Мы расставались с Крымом каждый год украинской независимости, разрешая российскому флоту занимать акватории Черного моря, а в туристических лавках продавали не вышиванки и сопилки, а кружки с не нашей символикой и тельняшки.
Мы отдалялись от крымчан каждый день тем, что не доказали им, что в мире существует не только русская литература, русский театр и русский балет, что украинская армия — не привидение на бумагах Минобороны, а профессиональные военные, готовые их защищать.
Мы ездили на курорты в Турцию, но Украина мало что сделала для формирования массового желания отдыхать в Крыму. Мы восхищались красотами Монако, явно забывая, что крымские ничуть не хуже.
Украинцы часто говорят: «Мы не услышали крымчан». Давайте будем честны. Мы не общались с крымчанами.
Мы всегда считали, что Крым — такой же регион Украины, как любой другой. Поэтому для многих крымские голоса «за» Россию год назад стали предательством и трагедией. Мы готовы блокировать транспортное сообщение, но при этом отправляем фуры с продуктами, которые потом едят в Краснодаре.
Мы обижаемся на крымчан за поддержку России, но так и не придумали, как перебить информационную политику Кремля. Оно и понятно, в стране война и Крым не в приоритете.
Крыму не привыкать. Он ждет. Ждет тот семилетний мальчик, который на уроках встает и говорит: «Моя Родина — Украина». Ждут те, кто не хочет продавать страну за российские рубли. Ждут те, для которых что-то значит свобода слова и свобода совести. И ждет даже тот украинский пограничник, который не хочет охранять крымскую псевдограницу, а настоящие пределы своей страны.
— Безусловно, Украина для Крыма ничего не сделала. Но Путин сделает и того меньше, — сказал мне умудренный опытом пожилой крымчанин.
И таких крымчан больше, чем вы думаете.
Мария Царутян. РБК
