Мария Кучеренко, эксперт Центра исследований проблем гражданского общества
Хорватский опыт, который, на фоне актуализации повестки миротворцев на Донбассе, является предметом осмысления ряда авторов и институций, часто оценивается как в целом позитивный. Но данная оценка базируется в основном на отчетах международных и неправительственных организаций, где о нежелательных фактах принято говорить более чем обтекаемо, привычными украинцам фразами: «ведется работа», «достигнут значительный прогресс», которые мало соответствуют действительности.
Например, эффективность миссии по поддержанию мира UNPROFOR(СООНО) в Хорватии, чья первоначальная задача состояла в «создании условий мира и безопасности, необходимых для ведения переговоров о всеобъемлющем урегулировании югославского кризиса» (цитата со страницы миссии на официальном сайте ООН), оказывается под большим вопросом.
Яркий пример того, что на практике ни о каком поддержании мира в Хорватии говорить не приходилось – битва за Осиек, продлившаяся до июня 1992 года, что, впрочем, не помешало представителям ООН отрапортовать, что план Вэнса, предшествовавший формированию СООНО, был эффективен и был воплощен «в целом», так как «интенсивность огня была снижена».
Кроме того, хорваты не оставляли попыток начинать новые военные наступательные операции, как, например, операция «Бранья», которая была начата 3 апреля 1992 года, после того как миссия СООНО уже была развернута. Наступательная операция была начата, но остановлена спустя 6 часов после своего начала, так как в командовании хорватской армии не было консенсуса: непосредственно командующие операцией полагали, что нужно занимать весь утраченный Хорватией регион Браньи, в то время как один из верховных командующих хорватских вооруженных сил, Давор Домазет-Лошо, говорил о том, что эти действия являются нарушением обязательств перед ООН.
Еще один прекрасный пример реального положения дел — операция на Мильевачском плато 21-22 июня 1992 года в районе Дрниша. Были совершены военные преступления, как то убийства военнопленных, о чем писали тогда даже хорватские СМИ (Slobodna Dalmacia). Впоследствии эти действия были осуждены ООН и от хорватов потребовали вернуться на исходные позиции (до июня 1992), что было решительно ими отвергнуто.
Всех желающих перенимать опыты с миротворцами должны настораживать подобные формулировки – миссии по поддержанию мира в то время, как ни о каком мире речь не ведется и близко, «прекращения огня в целом» — но что, если посмотреть на частности?
Мир или достигнут или нет. Огонь или прекращен или нет. Говорить о чем-то третьем – значит идти против здравого смысла, который – при всем уважении к накопленному Европой опыту урегулирования конфликтов — все же должен быть первичен.
Кроме того, немаловажен фактор консенсуса с комбатантами в отношении миротворческих планов , который должен быть достигнут в обществе до их имплементации. Причем речь идет не о высшем руководстве, а о средних звеньях командования, которые уполномочены принимать решения на местах – в случае, если этого не будет, высшее военное руководство должно быть готово инициировать расследования по подобным эпизодам, с чем столкнулись хорваты после операции «Бранья».
Кроме того, общество должно быть готово к тому, что во время пребывания миротворцев на территории конфликта и после него придется идти на то, что в общеевропейском дискурсе было принято называть «болезненным компромиссом»: совместные полицейские патрули противоборствующих сторон под контролем ООН, как это было при UNTAES, необходимость предъявления обвинений в совершении военных преступлений и своим комбатантам (в отдельных случаях – выдача их международному правосудию), что вызовет протесты в любом случае, насколько бы основательным ни был этап предварительной общественной дискуссии.
Да и в вопросах осуждения за военные преступления все тоже будет не так гладко.
- Во-первых, задокументировать весь их массив – нереально ни в одном конфликте, сколь бы много ни работали общественные организации.
- Во-вторых, задокументировать их таким образом, чтобы они стали эффективным доказательством в дальнейших судебных разбирательствах – отдельный вызов, что в особенности касается преступлений на почве сексуального насилия.
Цифры, касающиеся повоенного правосудия на Балканах, впечатляют: по данным War Crimes Verdict Map (проект Balkan Investigative Reporting Network, созданный совместно с рядом НКО, судов и МТБЮ) местными судами за военные преступления на территории всей бывшей Югославии осуждено 646 человек, МТБЮ – 83 человека (процессы, приговоры по которым находятся в открытом доступе).
При том, что всего во время войны было убито более 125 000 человек (оценка того же проекта), а 12 000 до сих пор числятся пропавшими без вести.
Анализировать и изучать чужой опыт – важно и нужно. Но нужно делать это не для слепого перенесения чужих моделей на собственную почву, а чтобы четко и сразу сознавать риски и цену подобных решений. К тому же, не стоит забывать, что речь шла о стране, повсеместно декларировавшей собственную субъектность и имевшую целостную визию военной составляющей. В случае перенесения этого опыта на почву страны, не имеющей подобного видения – последствия будут непредсказуемы.
