У олигарха Малофеева, вошедшего в историю в качестве работодателя Александра Бородая и Игоря Стрелкова, сейчас, как известно, есть свой телеканал – студия в здании Центрального телеграфа на Тверской, православно-патриотические передачи, заставка с куполами и георгиевской лентой, духовность и все такое, пишет журналист Олег Кашин для Радио Свобода.
Где-то мелькнул анонс очередной передачи, и меня удивило имя ведущего – мы не знакомы, но фамилия на слуху, я помню, он вел на радио эфир с Навальным и депутатом Федоровым, когда Навальный впервые сказал про «партию жуликов и воров» – такой обычный ведущий, как мне казалось, что-то среднее между «Дождем» и «Эхом». И тут я вижу его фамилию в анонсе малофеевского телеканала, удивляюсь – вслух, в соцсети, и немедленно нарываюсь на обратную связь. Ведущий пишет мне, что зря ты, русофоб, удивляешься – я-то не либерал, я всегда буду против тех, кто обижает нашу родину и святую церковь, я всегда буду за святую Русь.
Я-то и сам за святую Русь, здесь проблем вообще никаких, но когда вчерашний либерал (употребим для простоты это ничего не значащее слово, хотя правильнее было бы «обычный радиоведущий») вдруг обнаруживает в себе защитника святой Руси именно в тот момент, когда начинает получать зарплату от православного олигарха – это в любом случае не очень красиво, и высказывание «я за святую Русь» в такой ситуации переводится на человеческий язык как «мне дали денег за то, чтобы я выкрикивал эти лозунги, и мне плевать на мою репутацию» – мы ведь ничего не слышали от него о святой Руси до того, как в его жизни появился малофеевский телеканал.
Здесь напрашиваются какие-нибудь обличительные слова, но их как раз хочется избежать, обличителей у нас и так достаточно, заводы стоят, одни обличители кругом. Лучше понять, как это работает, должно же быть какое-то рациональное объяснение. Московские журналисты существуют не в вакууме, есть рынок, есть какое-то, пусть большое, но все равно конечное пространство для приложения труда в обмен на деньги, в этом пространстве существуют все: и тот ведущий, и я, и еще несколько ысяч разных людей.
Православный олигарх дал денег на патриотическое телевидение – это очень понятная ситуация, такое было много раз и с православными олигархами, и с обычными, и с какими угодно.
Зарплата выше рынка – да, это тоже понятная ситуация, когда год, или два, или пять лет ты получаешь в месяц сумму, которую другой получает за год, а потом, когда все закрывается, ты или живешь на накопленное, или начинаешь искать что-то новое. Здесь важно не заиграться; в «Снобе» периода его расцвета была журналистка с какой-то невероятной зарплатой, которая о себе всерьез говорила, что она лучшая журналистка в России. Период расцвета «Сноба» закончился, и теперь я читаю у той журналистки в соцсетях, что все, умерла журналистика в России, надо менять профессию, да и понятно, что пора, только не хватает одного слова – «мне», потому что это именно той конкретной журналистке пора и именно потому, что закончился ее персональный рай в «Снобе», а второго такого рая уже, очевидно, не будет, а она слишком много на него поставила, и куда ей теперь идти, если ее везде встретят вот этим: «А-а-а-а, лучший журналист пришел?»
У ведущего, который за святую Русь, персональный рай только начинается, но он ведь и закончится когда-нибудь, такие проекты обычно не живут долго. И когда отпадет производственная необходимость быть за святую Русь, он какое будущее для себя видит: вернуться на разговорное радио про бизнес и снова вести эфиры с Навальным и Федоровым? А если они оба спросят, как у него дела со святой Русью – он уже понимает, что он им ответит и какими глазами посмотрит в их глаза?
И вот у меня есть такая версия, что он понимает, что жизни после малофеевского телеканала уже не будет – не у него персонально, а как раз у всех. Не будет разговорных радиостанций про бизнес, не будет эфиров с Навальным и Федоровым, не будет вообще ситуаций, когда кто-то спросит, что с тобой случилось весной 2016 года.
Сознательное превращение обычного человека в воспевателя святой Руси за деньги легко объяснить вот с какой точки зрения: человек исходит из того, что завтра просто будет неважно, кто кем был, что делал и что говорил. Не будет ни репутаций, ни возможности для претензий, ни вообще чего-то еще в этом духе, никто не спросит: «Старик, ты чего?»
Сознательно совершать глупости или безумства очень легко в том случае, если ты понимаешь, что никакого завтра не будет – как в старом фильме «Достучаться до небес».
Я выбрал примером первое, что подвернулось под руку, человека с малофеевского телеканала, но вместо него можно было бы теми же словами описать практически кого угодно. И олигарха, сносящего знаменитую АТС на бульваре, и героев демкоалиции, добросовестно обалаганивающих приближающиеся выборы, и любого сотрудника ведомства пропаганды, и параноиков из силовых ведомств, и полицейского-омбудсмена, и богатеющих по экспоненте «друзей Путина«, и ставропольского губернатора с портретом Сталина в кабинете, и всех-всех-всех.
То, что сегодня кажется безумием или дикостью, выглядит совершенно оправданным, если относиться ко всему этому так, будто оно совершается в ситуации, когда завтра просто не наступит.
Когда нет будущего, нет и прошлого, о котором можно будет жалеть, то есть настоящее навсегда останется настоящим, и в этом настоящем можно все, вообще все.
Если предположить, что есть какой-то секретный консенсус по поводу того, что завтра не наступит, то все действия всех людей, которые сегодня вызывают возмущение, становятся понятными и объяснимыми.
Осталось только понять, чем может быть вызван такой консенсус. Что они знают такого, чего не знаем мы?
Стоимость судна составила, по разным оценкам, 150-180 миллионов долларов. Вспомогательное судно «Garçon» обошлось еще в 20-30 миллионов долларов. Вторая яхта нужна для того, чтобы перевозить водные игрушки (тендера, водные мотоциклы), которые занимают много места, а также вертолет, отмечает Лещенко.
