Елена Фанайлова, российский журналист
Мои польские приятели в свое время были изрядно ошарашены, узнав, что вместо 7 ноября в России празднуется День народного единства, установленный в честь победы ополчения Минина и Пожарского над польскими захватчиками. По всем историографическим меркам, после подавления Польского восстания и взятия Варшавы войсками доблестного графа Суворова подобный межгосударственный счет должен был бы быть закрыт. В истории ХХ века случились и советско-польская война 19–20 годов, и Польский поход Красной Армии, он же советское вторжение 1939 года, и «совместная победа над нацизмом» (как было принято излагать в советской и нынешней левой парадигмах), не говорю о сложностях этой совместной победы. Так что новейший праздник 4 ноября на этом фоне выглядит как минимум нелепо.
Для стороннего наблюдателя (который, например, не следит за неоконсервативной политикой партии «Право и справедливость») не менее странной выглядит начавшаяся летом польско-украинская дискуссия по вопросу о Волынской трагедии (в польском дискурсе предпочитается термин «Волынская резня»). В то же время анонсировался польский блокбастер «Волынь». Мой интерес был подогрет инсайдерским сообщением о том, что «волынская карта» будет разыграна российским телевидением (она действительно была разыграна, но активного приступа ненависти к «проклятым бандеровцам» не вызвала: после «распятых мальчиков» ненавидеть дальше просто некуда).
Если коротко, речь идет о массовом уничтожении мирного польского населения Волыни в 1943 году войсками Украинской повстанческой армии (жертвы от 30 до 80 тысяч человек); в расширенном смысле к событиям Волынской трагедии относят уничтожение мирных граждан по другим признакам, и ответные акции Армии Крайовой и отрядов Польской самообороны в 1944 году (жертвы до 40 тысяч).
По-русски на эту тему существует довольно приличная статья в Википедии. Переведена книга польского историка Гжегожа Мотыки «От Волынской резни до операции «Висла», то есть до массового переселения сначала польского населения, затем украинского, из региона, который считался политически спорным. Советы победили, надежды поляков и украинцев на создание независимых стран не воплотились. Понятно, что до распада Восточного блока и Советского Союза такие исторические события, как Волынь, не могли обсуждаться ни обществом, ни политиками, равно как и погром в Едвабне, и выселение силезских немцев, и прочие «неважные» с точки зрения победителей нацизма эпизоды.
В конце 1990-х подобные темы в странах Центральной Европы стали предметом общественного внимания и дискуссий, вполне болезненных.
В качестве образцовой матрицы решения старых конфликтов признан диалог польских и немецких священников «Прощаем и просим прощения», а также жест коленопреклоненияканцлера ФРГ Вилли Брандта перед памятником жертвам Холокоста в Варшаве. Однако с волной нового политического консерватизма в 2010-е годы ситуация изменилась. Вопрос Катыни в отношениях между Россией и Польшей до сих пор не закрыт: первоначальное признание советской вины за расстрел польских офицеров сменилось тактикой сокрытия архивной информации. Трагедия президентского самолета и гибель польской элиты под Смоленском в 2010 году в последние месяцы вновь стала поводом для польских вопросов к России: можно ли полностью исключить заговор спецслужб?
На каждый политический шаг следует симметричный или асимметричный ответ.
Весной 2015 года парламент Украины принял закон о правовом статусе борцов за независимость Украины (бойцов УПА). 7 июля 2016 года Московский проспект в Киеве переименовали в проспект Степана Бандеры. В тот же день польский Сейм принял Постановление об увековечивании памяти жертв геноцида, совершенного украинскими националистами в 1943 году; в те же дни Петр Порошенко преклонил колени перед памятником жертвам Волыни в Варшаве. Кипение страстей утихло до октября, когда в Польше вышел на экраны фильм «Волынь» Войцеха Смажовского: Польша полна рекламы блокбастера и хвалебных рецензий, Украина запретила картину даже к ограниченному показу.
Я не верила, что фильм так плох, как утверждали мои украинские товарищи, но оказалось, что он еще хуже. Это крайне односторонняя, упрощенная история по мотивам рассказов Станислава Сроковского, писателя старшего поколения, который придерживается антиукраинского взгляда на конфликт. В этом кино немцы и русские, евреи и украинцы – только карикатурный фон для многострадальной польской души, а украинцы – просто маньяки-убийцы из фильмов трешевого класса. Есть не очень приятный для украинского самосознания фильм Агнешки Холланд «В темноте» (2011) о Холокосте во Львове; есть совсем неприятные для русского самосознания «Канал» и «Катынь»Анджея Вайды.
Однако это те случаи, когда мастера культуры не разжигают межнациональную рознь, а убеждают в своей правоте, чего о фильме Смажовского не скажешь.
Польские аналитики, понимающие необходимость стабильных отношений с Украиной, уже изменили тон высказываний о фильме, а заинтересованные в примирении голоса раздаются с обеих сторон (ищут в том числе «руку Москвы»в нынешнем польско-украинском конфликте). Сейчас кажется удивительным уровень дискуссии 2003 года, когда президенты Александр Квасьневский и Леонид Кучма в годовщину трагических событий в Волыни подписали совместное заявление, а во Львове была восстановлена военная польская часть Лычаковского кладбища. Впрочем, если вспоминать, как Польша поддерживала Украину во времена Майдана, волынская дискуссия кажется странной вдвойне.
