Причина переноса федеральных выборов с декабря на сентябрь понятна. Это функциональная задача: выборы становятся серьезной тревогой для партии власти, поскольку там хорошо понимают, что одно дело – популярность Путина и его «сияние», отражающееся на партии власти, и совсем другое – выборы на местах, где за одномандатных кандидатов будут голосовать без восторга, да и за местные партийные отделения – тоже, пишет российский политолог Дмитрий Орешкин для НВ.
Выборы 2016 года – довольно серьезное испытание для режима. Каким образом можно помочь себе пройти это испытание? В первую очередь – развязав руки тем, кто с помощью административного ресурса и фальсификаций обеспечивает правильные результаты.
В частности, для этого истребляется то, что называется корпус наблюдателей. Члены избиркомов прикрепляются к определенным участков на пять лет, ведь, если он привязан к одному участку, на него проще давить – через работу, место жительство. Если же он имеет право (согласно Конституции) перемещаться с одного участка на другой, поди его найди.
Кроме того, одним из наиболее надежных способов продолжения своего пребывания во власти является перенос выборов на более ранние сроки. Почему?
Пункт первый, самый простой. Раз выборы в сентябре, избирательная кампания проходит летом. В это время люди разъезжаются, и альтернативным партиям и кандидатам будет сложнее вести агитацию. Административный же ресурс, который работает на профессиональной основе, будет мобилизован властью. Это дает власти явное технологическое преимущество для ведения избирательной кампании.
Второй пункт. Электорат в России делится на две группы: живой и, условно говоря, мертвый – он же управляемый. Живой электорат обладает какими-то человеческими характеристиками: ходит на выборы или не ходит, любит власть или кого-то другого. Это живые люди. Но есть также управляемый электорат – мертвые души. Это военнослужащие, которые всегда голосуют со стопроцентной явкой и за кого скажут, это часто пациенты в больницах, которым не до выборов, но главврач знает, как обеспечить нужные голоса, работники бюджетной сферы, которых руководители под теми или иными соусами вынуждают голосовать так, как нужно. Также в эту категорию часто попадают студенты и пенсионеры, которых через организации ветеранов снабжают какими-то подарками и таким образом влияют на них.
Этот управляемый электорат в крупных городах, которые населены относительно свободными, образованными и обеспеченными людьми, составляет всего-навсего 10-15% от общего объема избирателей.
В провинциях, где в основном живут пенсионеры и не самая продвинутая часть нашего социумах, количество управляемого электората может доходить до 30-40%. А в некоторых республиках – к примеру, в Чечне, — он может составлять и 100, и 120%.
Получается, что управляемый электорат распределен по территории России очень неравномерно. В связи с этой неравномерностью политика местного руководства очень различается. Иными словами, в крупных городах выигрышная стратегия для власти – минимизировать явку. Управляемый электорат всегда приходит на выборы (или, по меньшей мере, приписываются). С этой условной публикой переживать насчет явки не стоит – она стопроцентная. А вот с живым электоратом гораздо сложнее, поэтому в крупных городах – в Москве, Питере, Екатеринбурге и так далее – руководство реализует стратегию низкой явки.
Логика такова: чем меньше живых людей придет на выборы, тем большую роль сыграют при подсчете голосов «мертвые души».
Условно говоря, если суммарная явка – 30%, из которых 15% — управляемый электорат, который ходит при любой погоде, это хорошо: власть уверена в 50% проголосовавших, а в придачу – среди живых людей тоже находятся какие-никакие сторонники власти. А вот если на участки придет 60%, управляемого электората будет недостаточно, чтобы гарантировать власти победу. Поэтому, чем меньше народу появится на участках в больших городах, тем выгоднее руководству. Естественно, в сентябре на выборы придет народу меньше, чем в декабре – люди только-только вернулись с дач, им нужно вести детей в школу, войти в рабочий ритм.
Отсюда, кстати, политика, которую часто поддерживают власти в больших городах: мол, не ходите вы на выборы, это грязное и нечестное дело. Святая правда: выборы действительно грязные и нечестные, но масштаб и роль фальсификаций ограничены и чем меньше людей проголосует – тем эффективнее будут эти механизмы влияния. Поэтому те, кто принципиально не ходит на выборы, неосознанно играют на руку власти.
Третий фактор, побудивший власть перенести выборы на сентябрь – по федеральным законам, партия, получившая хотя бы один мандат в местном парламенте, не обязана собирать подписи. Если бы местные выборы проходили в сентябре, а федеральные – в декабре, оппозиционные партии могли бы взять мандаты в сентябре и представить свои списки на федеральных выборах без сбора подписей, что лишило бы власть возможности снять оппозиционеров с выборов. Перенос выборов эту угрозу устранил.
Четвертый фактор – в случае проведения совместных выборов в сентябре оппозиционным партиям, чьи ресурсы весьма ограничены, не хватит финансовых, организационных и кадровых мощностей, чтобы идти одинаково успешно по всем направлениям. Ну а у партий, которые располагают административными ресурсами, таких ограничений нет.
И, наконец, пятое соображение – консолидация административного ресурса. Когда одновременно проходят и местные, и федеральные выборы, губернатор и региональные элиты жизненно заинтересованы в том, чтобы вбросить в это все ресурсы.
Примерно такие резоны – все они достаточно ограничены по влиятельности, просты функционально и уязвимы с моральной точки зрения – подтолкнули режим к переносу выборов. Как говорится, курочка по зернышку клюет: немного облегчить задачу себе, немного затруднить – противнику, а в результате создается ситуация, которая делает победу альтернативных политических сил технически невозможной.
