Вже вкотре дрони – Україна не визнає своєї причетності, але російські офіційні особи звинувачують Київ – атакують Москву. Так, говорити про якісь серйозні результати цих атак поки що не випадає, це не знищення крейсера «Москва». Проте ці атаки мають важливе символічне значення: вони демонструють, що війна прийшла не просто до Росії. Війна прийшла до Москви.
Люди, які хоч трохи розуміють настрої російського суспільства, скажуть вам, що проблеми провінції традиційно не цікавлять москвичів, тоді як проблеми в столиці радують більшість тих, хто не живе в Москві. Тому що життя в Москві це життя в Росії і є, решта — животіння на відстані від реального життя. І це впевнені як самі москвичі, і провінціали. Саме тому стабільність російської влади залежить від столичних настроїв та здатності контролювати Москву.
Далі текст мовою оригіналу.
В августе 1991 года практически все российские региональные лидеры поддержали ГКЧП, против были прежде всего в Москве и Санкт-Петербурге. Исход борьбы за власть решила не очень большая даже по меркам московских митингов группа людей, решившая поддержать президента РСФСР Бориса Ельцина в его противостоянии с руководством Советского Союза. Через несколько дней все было кончено. Российским регионам пришлось принять выбор столицы.
Когда спустя 20 лет — во время протестов 2011 года — москвичи проиграли первое серьезное протестное движение, они проиграли его не только Кремлю, но и условному Нижнему Тагилу. На Нижний Тагил опирался Кремль. И Москве пришлось подчиниться консервативной, косной и апатичной российской провинции. Все было кончено — и, возможно, навсегда.
Но это навсегда, как часто бывало в российской истории, может прерваться, если Москва перестанет ощущать себя в безопасности и достатке. В целом Владимир Путин, конечно же, заинтересован в символических ударах по российской территории. Они как бы иллюстрируют его правоту в начале «спецоперации» — видите, я не шутки шутил, когда утверждал, что от Украины исходит опасность. Поэтому мы с вами и будем воевать, пока эта опасность для России не будет ликвидирована, воевать до последнего украинца.
По большому счету, именно этот пропагандистский инструментарий был использован во время Второй чеченской. Для большей части населения России война на Кавказе перестала быть главной политической темой — и уж тем более темой безопасности — примерно со времени Хасавюрта. Но после рейда отрядов Басаева и Радуева в Дагестан, после взрывов домов в Москве и других городах России Чечня вновь вышла на первый план.
Перелом в общественном сознании произошел именно после московских взрывов: если уж в Москве могут, то кто тогда защищен? Поразительно, что после того, как гексоген был найден в Рязани, после того, как возникли закономерные подозрения о причастности ФСБ к провокациям — изменения настроений не произошло. Даже те, кто сомневался в «чеченском следе», тогда думал, что, может быть, было бы лучше, чтобы власть покончила с беспокоящим ее раздражителем и перестала бы терроризировать мирных граждан?
Но тем не менее взрывы домов в Москве тогда тоже символизировали слабость власти и ее неспособность противостоять терроризму. Собственно, популярность Путина этим и разогревалась: слабая власть Ельцина и сильный Путин, который будет «мочить террористов в сортире» и покончит с опасностью.
Именно поэтому в чем Путин действительно не заинтересован — так это в том, чтобы оказаться в роли Ельцина образца 1999 года. А значит — в ударах по Москве. В отличие от ударов по какому-нибудь Таганрогу — о Донецке или Луганске я даже и не говорю — они символизируют слабость российского режима примерно так же, как недавний опереточный путч «вагнеровцев».
Понятно, что удары по Москве не заставят Путина прекратить войну в обозримом будущем, но они могут заставить его задуматься не только об экономической, но и о политической цене «войны на истощение» Украины, которая, судя по всему, будет определять планы Кремля на протяжении ближайших лет. Потому что если война на истощение Украины является одновременно войной на истощение России — это уже совсем другая война. Война, которая напоминает, что повышать планки и пересекать «красные линии» умеет не только российский президент.
Именно поэтому любой удар по Москве — это удар по Путину.
