Страха не было, даже тогда, когда нас около часа бомбили, вокруг горели дома, пыль столбом стояла, горела наша разрушенная техника. Я подумал, что если буду умирать, хотел бы успеть позвонить девушке, которая меня бросила, и просто попросить у нее прощения.
«Зовут меня Владимир, а позывной мне дали друзья из Белой Церкви. Я состою в «Автодозоре» белоцерковском. Назвали так за то, что все время к девушке одной ездил.
Почему именно «Донбасс»? Потому что это был самый лучший отряд, самый лучший батальон. Нас все боялись, называли «карателями», «укропами», «зомби». Мы освобождали города, но никого из мирных жителей не трогали.
Друг у меня был, прожили с ним месяц в одной палатке в учебном лагере. И в первый же выезд на бой он погиб.
Я был в АТО весь июль и почти весь август, до 24-го числа. В День Независимости я получил ранение в ногу, при штурме второй части города Иловайска. Меня вывезли в Старобешево. Ехали туда очень долго, потому что попали под бомбежку. Там ногу зашили, а на следующий день русские начали бомбить этот город. С горем пополам мы оттуда выбрались. А остальные ребята — мой взвод, рота, — все остались в Иловайске. Связи с ними нет и, честно говоря, — очень все плачевно. После того как меня вывезли, выбраться оттуда уже было невозможно: «дверь» закрылась, окружение в два ряда. Я считаю, что нас туда просто бросили на погибель. Нам государство обещало дать поддержку, но ее не было. Мы каждый день ждали подмогу, ждали технику. У нас не было ничего. Мы постоянно находились под обстрелом. Нас расстреливали из минометов, из тяжелой артиллерии. Танки подъезжали к нам. Оборонялись, как могли. Каждый день мы кого-то теряли из ребят.
Было предложение от командира, что кто хочет, может уйти домой на базу. Но у нас — «яйца железные». Командир нашей первой штурмовой роты, второго взвода теперь в плену, а живой ли — неизвестно.
Страха не было, даже тогда, когда нас около часа бомбили, вокруг горели дома, пыль столбом стояла, горела наша разрушенная техника. Я подумал, что если буду умирать, хотел бы успеть позвонить девушке, которая меня бросила, и просто попросить у нее прощения.
А вот страшно мне стало, когда уже везли из Иловайска и мы остановились на базе артиллеристов Нацгвардии. Нас начали бомбить, а я лежу с простреленной ногой и ничего не могу сделать. Лежу и жду.
Увидел рядом лежащий бронежилет, накинул его себе на голову, хотя знал, что он меня не спасет от снаряда, но психологически как-то легче. Вот так пролежали два часа с другими ранеными ребятами, под обстрелом.
У нас там и веселье случалось. Помню,как привезли 6 индюков и решили приготовить ужин. Но нас обстреляли из РПГ, я получил три осколка в руку и индюков так и не попробовал. А осколки до сих пор в руке.
Мы там не только воевали, а и людям помогали. Находили их и перевозили в школьные подвалы, давали им еду; чем могли, тем и делились. Они сразу меняли о нас мнение.
Меня тронули дети, которые сидели у нас на руках. Они перестали нас бояться. Выходили из школьных подвалов — и мы брали их на руки. Они нам доверяли, знали, что с нами страшно не будет. Нам одна женщина молодая, с мужем и ребенком рассказала о том, как днровцы их зомбировали: «если украинская армия придет, то они детей ваших съедят, вас изнасилуют, а мужей убьют».
Я за мир. Я хочу, чтоб в нашей стране был мир и не было войны. Но Россия прет, а наше правительство закрывает на это глаза. Я хочу сказать Путину: «Путин, мы вернемся. И в Москве пиво будет по 6 гривен».
Я бы хотел обратиться к нашему правительству и сказать,что, может быть, уже хватит издеваться над народом. Вы людей уже довели до ручки, до кипения. Мы приедем в столицу и начнем здесь наводить порядок. Если бы наши генералы не просиживали свои штаны в креслах, войны бы уже давно не было. И стольких жертв удалось бы избежать.
Я не о чем не жалею. Если бы надо было сейчас туда вернуться, я бы вернулся. Потому что там мои друзья.
Добавить комментарий
Для отправки комментария вам необходимо авторизоваться.