«Мне осталась одна забава – пальцы в рот и веселый свист?», — пишет эксперт Института общественно-экономических исследований по вопросам внутренне перемещенных лиц Татьяна Дурнева в блоге на НВ.
Один год и четыре месяца назад я оставила свой дом в Донецке, взяв двоих детей и один чемодан летних вещей. Я оставила своих родителей, бабушку и дедушку. Посуду, фотографии, игрушки детей и воспоминания. Светофор, который мы с соседями «выбили» у городской власти спустя несколько лет борьбы. Шикарные велодорожки, в построение которых поначалу никто, кроме меня, не верил. Детскую площадку, которую мы строили всем двором. Я очень многое потеряла, покинув свой любимый город. Но мне кажется, что сейчас я начинаю терять самое главное – толерантность и терпимость.
Прошлой осенью в Страсбурге, встретив российских «активистов», которые поставили палатки между Европейским судом по правам человека и Советом Европы с надписью «Спасите детей Донбасса от украинской армии», я еще как-то сдерживалась.
А вот сейчас уже не могу терпеть. Так уж сложилось – совместились две реальности за короткий промежуток времени. Сначала на ежегодной конференции ОБСЕ по вопросам человеческого измерения (HDIM) представительница РФ сказала, что они лечат украинских детей, пострадавших от украинских солдат. А я в это время выступала там с докладом о положении женщин, которые вынуждены были покинуть свои дома вследствие российской агрессии.
Сразу после Варшавы я попала в Славянск и Краматорск. Просто взяла своего семилетнего сына, купила билет и поехала на выходные в Донбасс. На украинскую территорию. Дальше нашего блокпоста мне дороги нет.
Поехала, потому что мой ребенок вдруг сказал, что уже не помнит свою бабушку. Она осталась на оккупированной территории. И мы выстроили систему встречи в Краматорске, куда она на машине ехала девять часов. Всего 100 километров дороги, в мирное время это занимало не более 90 минут, а сейчас – девять часов, и это не самый худший вариант.
Бабушка со слезами на глазах встречает своих внуков. Но говорит, что вряд ли еще раз совершит такую утомительную поездку. Будем ждать окончания войны, чтобы дети могли сами приехать к бабушке и покопаться в огороде, — решаем все вместе. А пока идем в магазин. Список бабушкиных потребностей забирает мои последние моральные силы. Там обычные вещи – батарейки, дезодорант, «туалетный утенок», бананы. Все это можно купить в ДНР, но бабушка не может себе этого позволить, глядя на новые цены в рублях. А таких продуктов, как домашний творог или мясо, просто нет.
Два дня общения. Сын сказал, что бабушка неожиданно молодая. А у меня появились седые волосы. И пропала толерантность. Я уже могу открыто говорить представительнице РФ, что, если они заберут своих солдат с украинской территории, не нужно будет лечить наших детей. И говорю это. А потом читаю пост одного нардепа, который обвиняет мою коллегу в том, что она – агент Москвы. Потому что на той же конференции в Варшаве она заявила, что в результате российской агрессии в Украине есть 1,2 млн переселенцев, право голоса которых не урегулировано на местных выборах. Тогда я тоже – агент. И еще десятки любящих нашу страну людей, которые не молчат о проблемах в Украине, но в то же время предлагают пути роста и развития для страны.
Есть разработанный общественными экспертами законопроект, который может урегулировать вопрос по голосованию ВПЛ, минимизируя риски, но нет политической воли его принять. Причем общество с какой-то невероятной скоростью раскалывается на части – мол, почему это понаехавшие должны выбирать наших мэров? А проблема восприятия переселенцев в том, что принимающие громады видят их как временных, а не постоянных жителей.
И мало кто понимает, что для многих внутренне перемещенных лиц точка невозврата в прямом смысле пройдена. Многим, очень многим переселенцам уже некуда возвращаться – как физически (разрушенное жилье), так и психологически (разорванные социальные связи, внутренний протест).
Поэтому интеграция таких людей в новые громады, в том числе путем смены избирательного адреса и возможностью проголосовать на местных выборах – чуть ли не единственный путь к восстановлению гармонии.
Видя все эти ссоры, я теряю терпение и толерантность по отношению теперь уже к своим, к украинцам. И мне страшно. Теперь я боюсь потерять страну.