Прошел год. Еще один год боев, смертей, разрушенных жизней и разрушенных домов. Еще больше людей остались по разные стороны линии фронта, отрезанные друг от друга и разделенные войной. Тысячи молодых умов и душ исковерканы пулями и бомбами. Для многих украинских военных только начинается новая жизнь – жизнь вместе с демонами войны. А некоторым украинским солдатам, как моему другу Данилу Касьяненко, которому было всего 19 лет, когда его убили в Песках, свою жизнь прожить уже не суждено, пишет международный корреспондент The Daily Signal, бывший летчик ВВС США и ветеран войн в Ираке и Афганистане Нолан Петерсон для dailysignal.com.
Для целого поколения украинцев, чьи мечты о демократии подтолкнули их к свержению предыдущего режима, надежду на лучшее будущее затмил ежедневный высасывающий душу мрак войны, спровоцировавший паралич реформ в стране.
Кипящее недовольство от войны и сложные уступки, на которые приходится идти политикам для поддержания мира, вылились в бурные протесты у стен парламента в Киеве. Украинцы хотят мира, но скептически относятся к каким-либо договоренностям с Россией – они уже видели ряд провалившихся перемирий и постоянные предательства со стороны российско-сепаратистских сил.
«Они говорят, что мы должны продолжать переговоры, но, по моему скромному мнению, как гражданина этой страны, вести переговоры с Россией – все равно, что договариваться с аллигатором», — говорит 26-летняя доцент одного из киевских университетов Юлия Минаева.
Молодое украинское поколение не помнит советских времен. Многие из них одеваются, как хипстеры, смотрят западные фильмы и слушают такую же музыку. Они проводят время в кафе и в хипстерских барах. Они любят напитки виски и пиво из крафтовых пивоварен. Они говорят, что водку оставили родителям. Они изучают английский и могут процитировать как Хемингуэя, так и Булгакова.
У них также есть развивающийся и впечатляющий IТ-сектор. Как Джобс и Возняк в гараже в Калифорнии, студенты Киевского политехнического института строят беспилотники для украинских солдат, а молодые IТ-специалисты добровольно тратят свое время и талант на то, чтобы создать программное обеспечение, позволяющее войскам лучше прицеливать артиллерию.
Украинское поколение миллениума говорит о демократии и о свободе с такой патриотической страстью, которую можно сравнить только с той, которая в Соединенных Штатах была после 11 сентября 2001 года. Их отношение к долгу читается, как истории американского журналиста Эрни Пайла [о простых американских солдатах времен Второй мировой войны].
«Идет война. И если я мужчина, то должен доказать это», — сказал мне 24-летний Роман Кулик за неделю до того, как присоединился к лавам украинской армии. Когда его приняли, он попросился на фронт в Пески.
«Я должен защищать свой дом, свою семью и свою страну», — сказал он.
29-летняя журналистка Лера Бурлакова покинула работу в декабре прошлого года, чтобы служить на фронте в Песках при добровольческом батальоне Карпатська Січ.
«Мне всегда было стыдно за то, что 18-летние парни, даже не патриоты, вынуждены идти на войну, — рассказывала она мне. – Если ты не хочешь отворачиваться каждый раз, когда видишь свое отражение в зеркале, то ты должен идти».
Марина Комарова, 33-летний экономист родом из Севастополя, бросила работу в Киеве в прошлом году, и полностью посвятила свое время доставке на фронт оборудования для украинских войск.
«Это война очень личная для меня, — говорит Марина. – Я родилась в Крыму, и я хочу, чтобы мы выиграли эту войну, чтобы мой дом снова вернулся в Украину». Оторванная от родителей, оставшихся на полуострове, Комарова говорит, что солдаты стали ее новой семьей. Однако ее обычная жизнь полностью изменилась. По ее словам, никто кроме солдат, ее не понимает.
«Кажется, что у меня в сердце кусок неживого мяса, — говорит она. – Раньше у меня было много эмоций, но теперь я уже ничего не чувствую».
Война – это ахиллесова пята Украины. Недавние протесты в Киеве только подтвердили это. И Кремль это понимает. Именно у войны больше всего шансов убить веру украинцев в лучшее.
25-летняя журналистка Ольга Сас, которая живет в Киеве, родилась в том же году, когда распался Советский Союз. Она не была на линии фронта, но составляет ежедневные отчеты, снятые в зоне военных действий, для одного из украинских телеканалов. Каждый день она сосредоточенно изучает фотографии войны, а затем пишет новости. У нее, как и почти у всех украинцев ее поколения, есть друзья на войне. Она знала людей, погибших в боях.
«Я не могу больше плакать», — сказала она мне однажды.
«Раньше я была плаксой», — продолжила Ольга. — Я плакала по любому поводу. И когда я впервые начала делать репортажи о войне, я плакала все время. Я могла не спать ночами и плакать. Я перестала делать макияж, потому что он постоянно смазывался. Но после того как был сбит [малазийский] Boeing, я просто перестала плакать. Я хотела попробовать, знаешь, смотрела грустные фильмы и думала о чем-нибудь грустном. Но было такое ощущение, будто слезы закончились».
Комарова перестала думать о том, что будет после войны. Поначалу она мечтала о том, что будет делать, когда война закончится. Она хотела отправиться на тропический остров на три месяца, чтоб читать там книги и ни с кем не разговаривать. Она хотела создать семью, но решила подождать, пока не закончится война. У нее нет времени, чтобы с кем-то встречаться, из-за частых поездок на фронт, сказала она мне. И теперь она боится, что состарится раньше, чем закончится война.
«Возможно, я даже покину Украину, когда закончится война, — говорит Комарова. —
Жить здесь после войны — все равно, что жить в доме, где кто-то умер».
Цена войны часто измеряется телами и долларами. Тем не менее, настоящая цена ее разрушений измеряется потерей самого ценного из всех ресурсов — надежды.
Перевод НВ