Европейские СМИ создают рамку оценок, внутри которой помещается ограниченное количество сообщений: покушение на свободу слова (варвары против ценностей), покушение на единство (в страновом и европейском измерениях), угроза (общая), исламский экстремизм (здесь аккуратно затрагивается реформа миграционной политики, которая без успеха обсуждается в Европе последние пару лет).
А еще может сложиться впечатление, что атака на Charlie Hebdo — это такая французская история. И так, и нет.
Это – в последнюю очередь французская история, потому что организаторы и исполнители подобных акций после 11 сентября 2001 года, если и имели европейские паспорта, то британские и германские. Франция же достигла гораздо больших успехов в ассимиляции мигрантов, в первую очередь из Северной Африки, чем ее соседи.
Это не только французская история, если оценивать парижскую трагедию в контексте новой мировой реальности – Исламского государства. У этой реальности есть признаки субъекта геополитики, но нет границ. Граница ИГ проходит в голове вдохновленного простыми регулами мусульманина, где бы он не находился. Теракт во Франции реализован радикалами-одиночками. И пока нет указаний на то, что он поддерживается некой организацией или сетью.
Но это, в то же время, и довольно французская история.
Премьер-министр Франции Мануэль Вальс попросил комментаторов быть острожными, чтобы не задеть нерв толерантности. Поэтому попробую быть осторожным.
Некоторые усмотрели в нападении на Charlie Hebdo некий антисемитский подтекст (в минуты, когда пишется этот текст, участники группы захватили заложников в кошерном универсаме, остановлена работа магазинов и учреждений в еврейском квартале Парижа Маре), учитывая то, что в последний год антисемитизм стал во Франции почти трендом (важно пояснить что в этот раз не в исполнении правых, но в исполнении части французского общества, чувствительно реагирующего на события в Палестине и Сирии). А часть убитых сотрудников Charlie Hebdo, в том числе и главный редактор, имели еврейское происхождение.
Недавно, за ужином в парижском ресторане, после экспертного обсуждения по Украине в парламенте Франции, одна из французских коллег нас шокировала: «Украинцы убеждают нас, что Путин болен гитлеризмом, а Россия фашизмом. Но для большинства французов современные фашисты – это Израиль и США, ответственные за геноцид на Ближнем Востоке». Правда, что община выходцев с ближнего Востока и Северной Африки в последние годы играет все большую роль во внутренней политике Франции и, естественно, поддавливает французских политиков снизу учитывать настроения этой части французского общества.
Это именно французская история потому, что братья Куаши – французы алжирского происхождения добили выстрелом в голову раненного полицейского, который просил пощадить его. Полицейский оказался 42-летним французом… алжирского происхождения.
А еще преступники использовали маленькие французские машины Ситроен и Пежо. Вроде бы мелочь, но эти машины с детства знакомы каждому французскому подростку. Французы, как известно, предпочитают французское.
Реакция французского общества также показательна: да, на площади вышли тысячи людей, но это не так много, по сравнению с тем, сколько протестующих собирается в считанные минуты, если вдруг полицейский попытается урезонить, даже на месте преступления, молодого француза арабского происхождения. Уровень эмоций подобных протестов, конечно, гораздо выше.
Да, традиционный французский креатив пошел (я – Шарли, карандаш как символ и т.д.). Но основная масса обывателей лишь равнодушно разведет руками: «On est en France» («Мы во Франции»). Что всегда означает: «Ну что вы хотите, такова наша история, такова наша действительность, это и есть Франция».
Большинство французов никогда не поддержит разговоров типа «понаехали» и не станет рефлексировать о засилье эмигрантов или мусульманской угрозе. Вам, иностранцу, мягко дадут понять, что вы не совсем понимаете Францию. Поэтому, когда все закончится, обсуждение этого эпизода, возможно, сведется к теме: «Где не доработала семья и школа, общество?» Как не уберегли ребят (французских ребят) от влияния радикалов. Также, очевидно, в очередной раз будет поднята тема очевидной слабости системы общественной безопасности. Впрочем, с таким же очевидным результатом. Возможно, такова плата общества за сохранение демократии.
P.S. И казалось бы, причем здесь Украина? Хорошо бы нам присмотреться к последующим действиям власти и общества во Франции. Если Украина серьезно избрала европейский цивилизационный путь, страну может ожидать и рост преступности и некоторая скованность силовых структур в противостоянии этому. Придется не раз делать трудный выбор между искушением «закрутить гайки» и защитой прав личности и соблюдением законов. Это одна из верхних строчек в счете на оплату за демократию.
Вадим Омельченко, Левый берег
Президент Института Горшенина