Мне часто пишут и звонят крымнаши, чьи родственники, друзья и любимые покинули полуостров из-за оккупации.
Брат эмигранта, когда выпьет, в слезах звонит и спрашивает, как там его брательник. Мать эмигранта тоже в слезах спрашивает, не забрали ли ее сына в Нацгвардию. Есть в коллекции и человек-крымнаш, которого бросила любимая вместе со всем оккупированным Крымом, и наоборот девушка, которая осталась в Крыму, а ее бывший парень эмигрировал. Несколько бывших друзей, которых разъединил «крымский вопрос» и эмиграция.
Что их объединяет?
Несмотря сопли, вопли и слезы, сочувствие, смущение — они никогда мне не верят, когда я говорю, что с их близкими все в порядке. А если я описываю «историю успеха» кого-то из эмигрантов, то его визави в Крыму начинает беситься и говорить, что я вру и агитирую. На что я отвечаю: если бы у вас действительно болело сердце за тех, о ком вы спрашиваете, то вы бы радовались хорошим вестям, а не бесились.
Считаю этот феномен крокодиловых слез важным симптомом Крымнаша. На самом деле эти люди звонят и пишут не ради своих брошенных и преданных близких. А для того, чтобы узнать как им плохо, и утвердиться в мысли, что они правильно предали.
Али Татар-заде