В растущем городе Сайтама, утопающем в вишневых садах, мастер боевых искусств Ичиро и Томоко поженились и завели ребенка. Чтобы открыть свой небольшой ресторан, они решились заложить дом. Жизнь сулила им одно только счастье…пока не обвалился рынок, оставив молодую семью в долгах. Тогда Ичиро и Томоко продали свой дом, собрали вещи и исчезли. Навсегда.
«Люди боятся жить, — объясняет Ичиро сегодня. – Поэтому однажды они поднимают белый флаг и уходят, чтобы вновь появиться там, где их уже никто не знает… но бегство не дается даром и приближает час смерти».
Из всех странностей, присущих японской культуре – от кошачьих кафе до «Леса самоубийств», где приблизительно 100 людей в год сводят счеты с жизнью – пожалуй, самой малоизвестной и самой интересной является массовое исчезновение людей.
С середины 90х ежегодно пропадает порядка 100 000 японцев. Они самостоятельно продумывают план своего исчезновения из-за унижений разного порядка: развода, долгов, увольнения, несданных экзаменов.
«Испарившиеся граждане Японии в историях и фотографиях» — первое известное исследование этого феномена. Французский журналист Лена Маугер узнала о нем в 2008 и с тех пор со своим коллегой Стефаном Ремалем на протяжении пяти лет изучала это явление.
«Говорить об этом – табу, — объясняет Маугер в интервью The Post. – люди исчезают, чтобы появиться вновь в другом, скрытом обществе».
Как оказалось, потерянные души живут в созданных ими городах.
Город Санья, пишет Маугер, нельзя найти ни на одной карте. Его как будто нет. Это трущобы, находящиеся в пределах конгломерата Токио, чье название скрывается властями. За работой здесь нужно обращаться к якудзам – японской мафии – или работодателям, которым нужен дешевый, неофициальный труд. Исчезнувшие живут в маленьких, нищенских отельных комнатах, зачастую без интернета и частных ванн. Разговоры в большинстве отелей запрещены после 6 часов.
Здесь Маугер познакомилась с пятидесятилетним Норихиро, принявшим решение исчезнуть 10 лет назад. Он изменял жене, но настоящим позором для него стало увольнение с поста инженера.
Признаваться семье было стыдно, и первое время Норихиро скрывал правду. Вставал рано утром, одевал костюм, завязывал галстук и, взяв дипломат и поцеловав жену на прощанье, уходил. Затем он ехал к зданию бывшей работы и проводил здесь весь день в машине – в одиночестве и без еды.
Так прошла неделя. Страх, что его положение будет раскрыто, стал невыносимым.
«Я больше не мог так жить, — рассказывает он. – После 7 часов вечера я всё ещё ждал, ведь у меня была привычка ходить в бар с коллегами. Поездив по городу, я возвращался домой. Мне показалось, что жена и сын начали что-то подозревать. Меня мучила совесть, ведь я больше не мог их обеспечивать».
«Конечно, я мог не оставлять свою прошлую жизнь…но я не хотел, чтобы моя семья видела меня таким. Я настоящее ничтожество».
В назначенный день, Норихиро привел себя в порядок и отправился на вокзал – в сторону Санья. Не сказав ни слова и не оставив никакой записки – его семья до сих пор считает, что он уехал в Лес самоубийств, чтобы покончить с собой.
Теперь он живет под другим именем в комнате без окон, которую защищает висячий замок. Он слишком много пьет и курит и принял решение до конца своих дней жить в таком нещадном искуплении.
«Культура исчезновения» возрождается в Японии в критические моменты: по окончанию второй мировой войны, когда национальный стыд достиг своего предела, и после финансовых кризисов в 1989 и 2008 годах.
Возникла теневая экономика для предоставления услуг тем, кто хочет, чтобы их исчезновение выглядело как похищение.
Какие бы мотивы не стояли за таким желанием, не меньшую боль оно приносит семьям исчезнувших, которым стыдно иметь пропавшего родственника и которые не хотят обращаться в полицию.
Те семьи, которые решаются производить поиск, обращаются в частную группу под названием Поддержка семей пропавших людей, которая сохраняет приватность своих клиентов. Адрес группы сложно отыскать и её главный штаб состоит из одной комнаты со столом и стенами, покрытыми сажей от сигаретного дыма.
Организация состоит из детективов – зачастую с личными историями исчезновения в их собственных семьях – они берутся за поиски безвозмездно. Как правило, они расследуют 300 дел в год и у них тяжелая работа: в Японии нет национальной базы данных по исчезнувшим. Нет никаких документов для отслеживания лица. Полиция по закону не может получить доступ к банковским транзакциям.
Сакае удалось отыскать молодого человека, исчезнувшего в возрасте 20 лет. Он не возвратился домой после экзамена и его случайно увидел один из друзей в южном Токио. Сакае ходила по улицам, пока не нашла студента, который, как пишет Маугер «дрожал от стыда…он решил не проходить экзамены из страха не пройти их и огорчить семью. Он хотел, но не смог покончить с собой».
Согласно отчету Всемирной организации здравоохранения за 2014 год, уровень самоубийств в Японии на 60% превышает средний мировой уровень. Каждый день происходит от 60 до 90 самоубийств. Самоубийство в Японии давно занимает особое место, начиная от самураев, совершавших сэппуку, заканчивая более свежим явлением – пилоты-камикадзе во Второй мировой войне.
Кроме того, на острове общество главенствует над индивидуумом. Японская максима гласит: «незабитый гвоздь нужно забить», и те, кто не может или не хочет стать частью общества, следовать строгим культурным нормам и чуть ли не религиозному служению работе, должны исчезнуть.
Молодые японцы, которые хотят жить иначе, но не хотят разрывать связей с семьей и друзьями, находят компромисс в жизни отаку, где они переодеваются в своих любимых аниме персонажей, убегая время от времени из реальной жизни.
«Бегство не всегда равно исчезновению, — объясняет молодой человек по имени Мэтт. – Мы мечтаем о любви и свободе, и делаем что-нибудь – надеваем костюм, поем песни или танцуем, хлопая в ладоши. Для Японии – это уже много».