«Русский мир» — это не территориальная претензия. Это, скорее, функциональная претензия. Она представляет собой коктейль из православия, суверенной демократии и мест, где говорят на русском языке.
Например, Венесуэлу можно считать частью «русского мира», хотя там население – испаноязычные и католики. Дело в том, что Мадуро – сторонник суверенной демократии, а это один из идеологических столпов «русского мира» как такового. «Русский мир» всегда тяготеет к таким зонам.
Поэтому это, скорее, функционал, нежели территория.
Что касается территории, то территории Путин отдает – когда-то Китаю, сейчас – Японии.
Его желание заграбастать Украину – это же не территориальный вопрос. Это функционально-цивилизационная вещь.
Во-первых, они боятся нашего вступления в НАТО и в ЕС, потому что считают, что враждебный блок будет граничить с ними вплотную, а до Москвы от Киева – всего 600 километров по равнине. Во-вторых, они реально считают, что русский народ – это Украина, Беларусь и Россия вместе взятые. Триединые. Как им придумал всё это Феофан Прокопович, преподаватель Киево-Могилянской академии, так они до сих пор в это и верят.
Поэтому тут рамка такая: они ведут стратегическое контрнаступление на Запад, промежуточной целью которого является восстановление Советского союза в варианте Украина, Россия, Беларусь и, может быть, Казахстан и Армения. А дальше — играть в новом статусе на мировой арене в многополярном мире свою выдающуюся роль.
Они считают, что это их территория, ее надо забирать. Мы – их территория. Этим и обусловливаются территориальные претензии.
Я не думаю, что они хотят реально захватить Польшу или Германию – они им нафиг не нужны. Территориальных претензий не было уже и у Советского союза после Второй мировой войны, потому что во время этой войны все поняли, что территориальные претензии слишком дорого обходятся.
То есть Фукуяма здесь не до конца прав, и мы его деликатно поправим.