Советский человек безответственен, он не понимает, что значит отвечать за свои действия, а значит и просчитывать их.
Советский человек не случайно легко отдает какому-то дяде свои права, поскольку это сделка выгодна и ему: вместе с правами он перекладывает на дядю обязанности — и перестаёт ответственно мыслить. Он не мыслит ответственно, и он счастлив.
Такова его «свобода», отличающаяся от западной, которой добиваются, чтобы самому отвечать за себя, за своих детей; за двор, город, страну. Здесь секрет счастья советского человека, его непротивления любой диктатуре. Утонувшие, замерзшие дети — в том числе и от этого.
У советского человека на подкорке записано: от него ничего не зависит, поэтому он ни за что не отвечает. Все вокруг — по большому счету, не его дело. Он ведь кто? Простой человек, винтик. Винтик не просчитывает последствия, не страхуется на случай ЧП.
Вышли в шторм на авось? МЧС не вызвали, потому что средства связи промокли? Средства связи от воды упаковываются в резиновые г…доны. Извините. И прикрепляются на веревочку, чтобы не утонули. Это даже я, совсем не водный турист, знаю, у друзей-байдарочников видел.
Детей погубил совок, который теперь называется «русским миром».
Это мир людей без ответственности. И молодые эти инструкторы, директора лагерей, или же они средних лет, или пожилые, — неважно. Эстафета безответственной жизни передаётся из поколения в поколение, безответственность — атмосфера «русского мира». Безответственность — и страх перечить старшему, дяде.
И на суде они будут говорить: «А мы что? Мы ничего. Это погода. Это начальство разрешило. Откуда мы знали, что так получится?»
А чего тут знать-то? Нужно действовать ответственно, думая о возможных рисках. Но нет ни потребности в свободе, ни ощущения себя личностью, от которой что-то зависит, а у винтика ответственности нет. Даже после приговора наказанные будут уверены: сидят ни за что.
Детей очень жалко. Как же не повезло им родиться в обществе, не отвечающем за свои действия, — каждого по отдельности и всех вместе. В том числе за детей. Страшно представить, как дети умирали, пока двадцать часов никто не думал о них. И до этого особо не думали. И завтра уже забудут.
«Вечная память» — это ритуальные слова, они не про общество с «памятью рыбы», которое не учится на собственном опыте и агрессивно отвергает чужой. Это и в политике, и во всем. Примеры с первобытным отношением к детям просто самые дикие, и они шокируют, да и то отчасти фальшиво. Ужаснулись — да. Но на самом деле разве кто-нибудь удивился? Удивились бы, если б детей спасли.
Айдер Муждабаев, журналист