Игорь Яковенко, российский журналист
На минувшей неделе самое яркое и значимое медийное событие вновь было в жанре интервью. До этого российский официоз, и «примкнувший к нему Кашин» восхищались большой «журналистской удачей» провокатора, который пытался взять интервью у Светланы Алексиевич, и после того как Нобелевский лауреат прервав беседу, запретила публикацию, опубликовал интервью вопреки воле собеседницы в агентстве Регнум, да еще и «отредактировал» ее ответы.
В отличие от той провокации в Регнуме, которой так восхищались федеральные телеканалы, «Новая газета» силами своего спецкора Павла Каныгина сделала очень важную журналистскую работу, опубликовав интервью со Светланой Агеевой, матерью ефрейтора Агеева, попавшего в плен в Луганской области. Я не случайно, и не только для контраста поставил рядом эти два медийных события: «интервью», которое провокатор взял у Светланы Алексиевич и интервью, которое Павел Каныгин взял у Светланы Агеевой. На мой взгляд, то, что сделал Павел Каныгин, по своей глубине и пронзительности напоминает произведения Светланы Алексиевич в миниатюре. Не спешите возмущаться и протестовать. Речь не о сопоставлении масштабов двух авторов и не сопоставлении героинь Алексиевич и Каныгина.
Тут явно нет почвы для сравнения. Речь о жанре и о той истине, которая открывается через голоса живых людей что ставит документальную прозу вровень с художественной, а то и выше.
Реакция на это интервью со стороны представителей прогрессивной общественности содержала в основном обсценную или заменяющую ее лексику в адрес матери пленного российского ефрейтора, захваченного на месте преступления в чужой стране. Если подобная реакция украинцев, потерявших 10 тысяч жизней по вине в том числе таких преступников, как сын Светланы Агеевой, была понятна, естественна и не обсуждаема, то возмущение российских либералов тем, что жительница села Топчиха Алтайской губернии смотрит телевизор и «верит» ему, а не сидит в Интернете в поисках истины, представляется не вполне адекватной реакцией.
В действительности, Павел Каныгин своим интервью создал портрет современного варианта русского народного двоемыслия. Оно, это народное двоемыслие времен путинизма, во многом скроено по лекалам Джорджа Оруэлла, открывшего это явление, хотя кое в чем имеет отличия.
Светлана Агеева строго по Оруэллу «способна держаться одновременно двух противоречащих друг другу убеждений, говорить заведомую ложь и одновременно в нее верить, забыть любой факт, ставший неудобным и извлечь его из забвения, едва он опять понадобится». Конец оруэлловской цитаты.
Светлана Викторовна знает со слов сына, что он служил по контракту, он ей присылал скан приказа о присвоении звания ефрейтора, фотографии, где он с однополчанами на фоне знамени части российской армии. Сын у нее хороший, «в армию пошел по призванию», «отдал долг Родине», «много тренировался, держал себя в форме». Информацию о том, что сын в плену на территории Украины Светлане Агеевой сообщил журналист ВВС…
Павел Каныгин задает вопрос о том, что ей известно о событиях на Востоке Украины. Лицо Светланы Викторовны мгновенно меняется, из него уходит живое выражение. Теперь перед нами не мать – зритель федеральных телеканалов. «Я очень политикой увлекаюсь. Всегда смотрю наших знаменитых Соловьева, Киселева, «60 минут нравится». Хотя вот Киселева как-то так не очень, а вот Соловьев нравится. В общем немножко разбираюсь… Украина не хочет федерацию, не хочет отпускать Донецк и Луганск, а те не хотят быть в составе Украины, от этого конфликт…».
На вопрос Каныгина, присутствует ли Россия в этом конфликте, Светлана Викторовна после небольшой заминки снова включает телезрителя: «Официальная версия, что нас там нет, иначе было бы вмешательство». Журналист «Новой»: «Вы доверяете этой версии?». Агеева: «Ну, хотелось бы так думать…». И тут же, отбросив сомнения: «Я думаю, что нас там нет».
Вот этот фрагмент интервью вызвал особо бурную реакцию прогрессивной российской общественности. У нее сын-контрактник в плену в Украине – живое свидетельство российской агрессии, а она соловьевское «ихтамнет» включает! Отрицает существование собственного сына!
Все так. Можно еще попенять Светлане Агеевой, что в своем селе Топчиха она не организовала акцию протеста против аннексии Крыма и массового убийства сирийцев российскими ВКС, а также до сих пор не стоит у здания местной администрации в бессрочном пикете протеста против коррупции. Мать пленного российского контрактника Агеева страдает двоемыслием, подобно абсолютному большинству россиян, в том числе и некоторым из тех представителей прогрессивной общественности, которые наперебой обливают ее презрением.
В ее двоемыслии есть еще одно важное измерение, которого не было ни у Оруэлла, ни в двоемыслии советской эпохи. Когда в ее дом пришла беда, и ее сын, ставший участником преступления своего государства, оказался в плену, она стала стучаться во все двери. Дверей Путина и Шойгу в селе Топчиха не оказалось. И она стала писать и обращаться в прессу и общественные организации. Из всей российской прессы она выбрала «Новую газету», а не «Комсомолку», не «Россию – 1» с соловьевым-киселевым, из общественных деятелей – местного правозащитника Александра Гончаренко, а из партийцев – яблочника Бориса Вишневского. Никого из раскрученных по ТВ единороссов и общественных палаточников типичная «ватница» не позвала на помощь.
В трудную для себя минуту обратилась к той самой «пятой колонне», о предательской сущности которой ей годами твердил любимый ею Соловьев.
По мне, так в этом варианте двоемыслия есть какой-то тоненький лучик надежды, в отличие от оруэлловского безнадежного мрака. Она, эта надежда в том, что «трудная минута» для многих россиян не за горами, и тогда у какой-то части из них на смену двоемыслию придет сначала сомнение, а потом прозрение.