Эйфелева башня, которая отключает огни в знак солидарности с гибнущими мирными жителями Алеппо, — настоящий символ беспомощности современного мира.
Ситуация поразительно напоминает начальный период Второй мировой войны, когда ее все еще называли «странной». Но и тогда, когда война уже шла полным ходом, в одних странах Европы шла привычная жизнь — разве что флагов со свастикой было больше, чем обычно, — а в других кровь лилась рекой. Остается сожалеть, что тогда Эйфелеву башню не подсвечивали.
Представляю, какая впечатляющая иллюминация получилась бы в знак солидарности с погибшими при восстании в Варшаве — такие же бомбардировки, такие же бои в городе, как в Алеппо, такое же равнодушие.
А в память о жертвах Освенцима или Дахау башню можно было бы опять выключить и ходить с понуренной головой, ожидая, когда подойдет очередь на экскурсию и можно будет заказать свой бокал шампанского и выпить его в честь всех расстрелянных, сожженных и удушенных. В этой ситуации самое главное чтобы грусть была неподдельной, башня — черной, шампанское — правильно охлажденным.
Я далек от намерения объявить Париж всемирной столицей цинизма — нет, этот цинизм, это благодушие, это бездушие ровным слоем размазано по всему Западу. Начиналось все, кстати, именно с миролюбия в Сирии, с нежелания активно вмешиваться в ситуацию, ссориться с Россией, срывать ядерную сделку с Ираном. В результате бесполетной зоны над Сирией так и не возникло — и в небе многострадальной страны летают стервятники, убивающие людей. А теперь, как утверждают, средства ПВО появляются уже не только у правительства Асада, но и у ИГИЛ — и жертвами этой обороны вполне могут стать не только военные, но и гражданские самолеты, так что история с малайзийским «Боингом» повторится уже совсем в другом небе, но по тем же самым причинам.
По причинам безнаказанности. Именно эта безнаказанность — главный результат западной политики благодушия последних лет, суть внешнеполитических достижений администрации Барака Обамы.
И в самом деле — если американцы отказались от реального вмешательства в конфликт, если предпочли спасению людей договоренности с людоедами, то что теперь остается французам кроме как упражняться в иллюминации?
За эти годы сформировались совершенно новые правила, по которым может теперь развиваться наша цивилизация.
Первое — если у страны есть ядерное оружие, то ее режим может уничтожить любое количество людей: мы же не хотим третьей мировой войны.
Второе — воздействовать на такую страну можно только с помощью экономических санкций, но так, чтобы не нанести существенный ущерб своим интересам: все равно ведь людоедский режим рано или поздно рухнет, так куда спешить и зачем терять деньги.
Третье — цивилизованном миру очень важны его ценности, он будет учить им других, но себе позволит элегантно отступать от этих ценностей, если речь идет о чужих жизнях или сиюминутных интересах.
Это и есть то, что в энциклопедиях будущего назовут «правилами Обамы», — даже если уходящий американский президент считает, что пытался противостоять цинизму одной только силой своего безусловного обаяния.
Эта эпоха уже дает свои несомненные плоды. Люди в разных странах мира все меньше доверяют профессиональным политикам и все больше — сказочникам, которые просто говорят им то, что они хотят услышать. Договариваться со злом становится настолько естественным, что дискуссия идет скорее о технике соглашательства. Западный мир переполнен джентльменами-чемберленами в таком количестве, что даже осторожная Ангела Меркель, старающаяся просто придерживаться в политике здравого смысла, выглядит эпической героиней и последней надеждой.
И это правильно. Потому что последней нашей надеждой, как это всегда и бывает во времена коллективного смертоубийства, действительно становится надежда на здравый смысл.
