Оккупированный Россией Крым — стал один из самых проблемных регионов федерации. Главные зимние трудности на полуострове — перебои с энергоснабжением; местные депутаты обвиняют в происходящем Украину и считают это «актом геноцида». При этом новогодний опрос ВЦИОМ, проведенный по просьбе президента-оккупанта РФ Владимира Путина, показал, что крымчане и дальше готовы не обращать внимания на неприятности: несмотря на растущие цены и снижающийся уровень жизни, жители все еще радуются «присоединению» республики к России. «Медуза» поговорила с теми крымчанами, которые не разделяют мнение большинства. Публикует тест полностью (в материале называют оккупацию Крыма — присоединением).
Алиса, филолог (Симферополь)
Как показала практика, от перемены мест слагаемых сумма не особо не поменялась. При Украине не хватало многого, но точно так же не хватает и сейчас. Выросли очереди, появилось большое количество бюрократов. По сути, единственное, что мне сейчас нравится — то, что в больницах нет лицемерных «пожертвований», которыми украинские власти прикрывали бесплатную медицину. Алкоголь невкусный, табачные изделия стали хуже. Соки отвратительные. Квартиры сдаются по заоблачным ценам. Цены московские, а зарплаты — нет. Несмотря на это, многие люди довольны. Для бабулек регулярно устраиваются какие-то праздники с плясками и фейерверками. Но Симферополь всегда был провинцией, и с развлечениями тут всегда было туго.
Так как в дипломе написано, что я учитель русского языка и литературы, в профессиональном плане я изменений особо не ощутила. Во многом, мне даже везло — получила бонусом [к украинскому диплому] российский диплом магистра.
А с электричеством вообще любопытно. В одних частях города света не было вообще, в других даже не знали, что есть какие-то проблемы. Потом стали относительно равномерно отключать всем. Мне очень «везло»: я живу в центре Симферополя, и в моем доме давали свет именно тогда, когда я находилась на работе. Работа предприятий, кстати, не остановилась. Несмотря на ЧП, все мои знакомые исправно ходили на работу. Не знаю, чем они там занимались без света, но лишних выходных не было.
В городе ввели комендантский час, и заведения общепита работали до 20:00. Казалось бы, ничего особенного, но когда ты готовишь на электроплите, а желудок просит горячую пищу не только когда есть свет — это проблема. Когда обнаружила, что все кафе прикрыты, подумала, что нас же наказывают — за то, что у нас нет света.
Насчет новогоднего опроса ВЦИОМ — меня тогда никто не спрашивал. Если бы спросили, я бы сказала, что от света не отказалась. Но вот моей маме звонили, и она действительно выступила против предложенных Украиной условий (Украина была готова поставлять электроэнергию только в том случае, если в договоре было бы прописано, что Крым является ее частью — прим. «Медузы»). Принципиально отказалась и ни о чем не жалеет.
По телевизору основательно промывают мозги. Все почему-то очень гордятся, что стали «русскими». Словно это личная заслуга каждого.
Севастополь всегда гордился своей «русскостью». Я и сама выросла в семье, где украинцев уважали, но всегда считали их дальними родственниками, с абсолютно другой культурой, традициями и мировоззрением. Когда [присоединение Крыма] только произошло, при мне друг уступил место в транспорте бабульке, и она восхищенно затараторила, что он «наверняка русский», раз так благородно поступил. Это казалось ей неоспоримым комплиментом.
Так получилось, что я была знакома с Александром Кольченко. Было жутковато, когда страшное оказалось настолько рядом. Ждали, что в любой момент придут с обыском. Появились первые признаки того, что стоит осторожнее себя вести. А потом в вузе профессора с мировым именем уволили. Как тут не задуматься? Страшно и странно. Из относительно свободной Украины попали в страну, которая славится своими наказаниями.
После присоединения очень часто говорили: «Это вам не Украина, вот заживем!» Сейчас все восторги поутихли, когда столкнулись с реальностью.
Константин Филоненко, педагог («Артек»)
Я приехал работать в Крым только летом прошлого года. Но здесь живет значительная часть моей семьи. Уровень жизни людей остался примерно таким же, каким он был два года назад, за исключением того, что ряд продуктов исчез, а некоторые выросли в цене. Равномерных изменений нет, все очень зависит от места. В «Артеке», где я работаю, упал уровень зарплат, однако ведется активное строительство, проводится модернизация.
Некоторый эмоциональный подъем в целом виден — хотя бы в том, что в разных местах открывается много небольших частных предприятий. Например, появилось достаточно много новых производителей алкоголя. Ничто не мешало им появиться раньше, при Украине, однако в таком масштабе их не было.
По поводу ситуации с электричеством — не следует преуменьшать привычность крымчан к проблемам с ЖКХ. Люди начали вспоминать опыт прошлых лет: здесь, например, с давних пор привыкли заблаговременно запасаться водой.
О причинах блэкаута в народе говорят, что это или [крымские] татары пытаются восстановить некую справедливость, или [премьер-министр Украины Арсений] Яценюк руками «Правого сектора» (организация признана в России экстремистской и запрещена) вредит Крыму по указанию Вашингтона — мстит Кремлю за Сирию.
Самые распространенные настроения сейчас — украинофобские. Все огрехи нынешнего режима списываются на предыдущее украинское — безусловно, негативное — управление. Прошлые власти обвиняют в навязывании украинского языка, воровстве и намеренном ухудшении уровня жизни крымчан ради достижения неких корыстных целей. Есть люди, которые с сомнением относятся к проявлениям чрезмерного восторга по поводу присоединения к России. Они не считают, что смена власти вообще что-либо меняет. И стоит выделить еще одну группу — тех, кто намеренно не высказывается по политическим вопросам. Обычно это не заметно, однако сейчас это стало яркой гражданской позицией.
А еще мои знакомые, которые обычно запивали разливной коньяк кока-колой, вдруг перешли на пепси. Они считают, что таким образом «не помогают американцам».
Мария Пигулевская, копирайтер (Симферополь)
Жизнь изменилась довольно сильно, однако люди привыкают ко всему, особенно если речь идет об их родном доме. Есть положительные и, конечно, отрицательные моменты. Положительных не так уж и много: стали лучше дороги, появилась бесплатная медицина. Но что в первую очередь заметила — в обществе появилась какая-то странная вера в хорошее будущее. Раньше было понятно, что завтра и послезавтра ничего не изменится, а сегодня — что угодно может произойти, кто знает.
Из негативного — появился страх перед властями и бюрократия. Сложности в решении множества вопросов: начиная от того, как устроиться на работу, заканчивая тем, как сходить в поликлинику. У меня какое-то время назад сильно болела голова, и я решила сходить к врачу. Раньше можно было просто прийти к неврологу. А теперь, чтобы попасть к нему, нужно получить направление от терапевта. Только вот очереди к терапевту такие, что до конца рабочего дня я так и не смогла к нему попасть.
В целом, те, кто раньше имел здесь средний достаток, сегодня затягивают пояса. Но самое странное, что почти никто не против. В разговоре с коллегами сказала, что жить стало явно хуже. Не все из нас теперь могут удовлетворить даже базовые потребности, не говоря уже о каких-то культурных. В ответ услышала, что ничего страшного, если вместо кожаных сапог придется купить сапоги из кожзама, вместо мяса — сою, а вместо двухкомнатной квартиры — однушку в отдаленном районе города. Однажды наблюдала, как пенсионерка в споре с кем-то кричала: «Землю есть буду, но Крым — это Россия».
К отключениям электричества все уже привыкли. Никто не удивляется, все заранее заряжают гаджеты, скачивают фильмы. По мне эта ситуация сильно ударила, поскольку моя работа связана с интернетом, а оплата сдельная. Не написал текст — не заработал. А почему не написал — никого не волнует.
Когда я слышу слова о том, что, мол, нам не нужен свет из Украины — удивляюсь. Мне — нужен. И ничего плохого не вижу в том, чтобы его получать. Но люди, насмотревшиеся телевизора и наслушавшиеся этой всей очевидной пропагандисткой чепухи, думают иначе.
Станислав Петров, советник юстиции, управляющий партнер юридической компании (Симферополь)
Раньше было чувство почти избыточной свободы, ощущение значимости личности, возможностей, перспективы. Толерантность здоровая. Что думаешь и говоришь, во что веришь или не веришь, патриот или не очень — было без разницы.
Что видим спустя два года?
Нет даже намека на свободу по сравнению с прошлым. Будто в кастрюлю посадили и крышкой накрыли. Где цивилизация — отсюда не видать, и связи с ней не чувствуешь. Границы вроде не закрыты, но стены вокруг чувствуешь. Появился какой-то болезненный накал, поляризация в обществе, агрессивный патриотизм. Ты с нами или против нас, остальные — враги народа; черное или белое; правильный ответ только один.
Коррупция осталась на месте, приспособилась. Один «офис» просто сменился на другой. Только у старых коррупционеров были какие-то правила: взял — сделал, а сегодня берут больше — делают не всегда. Да, «низовая» коррупция меньше, зато та, что повыше — в разы запущенней и дороже обходится государству.
Бюрократия тоже стала запущенной. Много движений, суеты, бумажек, справок, журналов — а для чего не все знают, кто знал — не помнит. Убивает какая-то навязываемая всеобщая пассивность. Все вроде при деле, чем-то заняты, а КПД — ноль.
До того как московские друзья пригласили в юридическую компанию, в Крыму я занимал руководящую должность в прокуратуре, в звании подполковника. Тогда от нас требовали инициативы, инноваций, реального влияния на состояние законности. Конфликты и принципиальность, в целом, поощрялись.
Сейчас же больше процесса, чем результата. Два сотрудника прокуратуры сопровождают трех контролеров, проверяющих цены на хлеб. Раньше нас бы повыгоняли за такое шоу, а теперь эти шоу — основное призвание. Никто не думает об эффективности.
Референдум [о присоединении к России] почти два года назад прошел, и пусть многие не голосовали, но и не возражали. И поначалу была феерия. Ощущение безопасности. Все выплаты, связанные с государством, выросли в разы. Но уже через полгода и цены выросли в разы. Вкусные продукты питания вытеснились совсем не такими вкусными. Затем и доходы просели до среднероссийских. Ну и стоимость самой российской валюты изменилась, чем нивелировала недавно приобретенную выгоду.
В первый скачок курса, год назад, крымчане скупали все, что движется, в Краснодарском крае и других регионах в полтора раза дешевле рынка — избавлялись от долларов. Друг другу все пересказывали диалоги с жителями других регионов России:
— А почему цены в рублях держите? Курс же смотрите, как скачет.
— Это доллар скачет, с рублем все нормально. У меня зарплата в рублях, продукты покупаю в рублях.
Санкции чувствуются. Откатились в развитии лет на десять. В том числе, по всевозможным государственным электронным базам данных и сервисам. Там, где процессы были автоматизированы, сейчас ведутся журналы.
Я привык платить картой — теперь плачу наличными. Привык к по-европейски широкому ассортименту продуктов питания — выбор пропал. Ни одного западного бренда нет в Крыму. Любая поездка после замены паспортов [на российские] — только через Москву, то есть с прибавлением не менее четырех часов и стоимости билетов. В интернет-магазинах на Украине есть все что угодно с доставкой за трое суток. В российском Крыму пока этого нет.
Но война, бардак и обнищание на Украине, информация, что «у них еще хуже», усиленная российским ТВ — это работает как сильное успокоительное.
Но фраза про «чемодан и вокзал» не про меня. Я — коренной крымчанин. И история Крыма, его сложности и будущее — это мои собственные история, сложности и будущее.
