Глядя на то, что происходит в нашей стране, невольно начинаешь думать, что это какой-то фильм или чей-то перформанс. А нет, это реальность: аннексирован Крым, шестой год на Донбассе идет война, многие не могут попасть на временно оккупированные территории, а есть и те, кто остался там. Украинский режиссер Дарья Онищенко взялась рассказать историю людей, которые остались жить в оккупированных городах на Донбассе в своем новом фильме «Забытые«. Это не придуманные рассказы или фантазия кинематографистки, фильм основан на реальных фактах, рассказах людей, которые проживали или живут на Донбассе.
В создании фильма принимала участие и художница Мария Куликовская, которая в картине не только исполнила роль журналистки и провела перформанс, повторив тем самым реальную историю из своей жизни. Как раз об этом Мария рассказала в интервью InfoResist.
Почему решили сниматься в фильме Дарьи Онищенко «Забытые»? В картине Вы расстреливаете свои же фигуры, повторяя при этом реальную историю, которая произошла с Вашими фигурами в Донецке в заводе «Изоляция».
В 2018 году я была на художественной резиденции в Мюнхене, там же была и групповая выставка, на которой были выставлены и мои работы. Было очень много украинских художников, которые говорили об этих конфликтных темах. И вдруг я получила сообщение в Фейсбуке от Даши Онищенко. Она рассказал, что живет в Мюнхене, будет снимать фильм о людях, проживающих в Луганской области, и хотела бы встретиться и обсудить возможное мое участие в фильме. Я тогда немного напряглась, и мне не хотелось встречаться с ней. Потому что мне показалась, что это будет очередная эксплуатация этой болезненной темы.
Мой психолог – это мое искусство
Однако мы встретились с Дашей, и я почувствовала интуитивно, что это не какая-то живущая в облаках барышня. А человек, который очень включенный в этот процесс, Даша глубоко изучила и мою биографию, и мой художественный путь. Ее впечатлила фотография уже на тот момент полуразрушенных скульптур в Донецке, в центре «Изоляция». Она не знала про расстрел этих скульптур. Она просто увидела и ее это очень сильно впечатлило. Потом я рассказала ей всю эту историю. Даша сказала мне, что я могу делать все, что угодно в ее фильме, чтобы высказаться.
Я прочитала сценарий и предложила Даше расстрелять свои скульптуры. Сделать то, что произошло в реальности. Только в этот раз я хотела быть как раз в шкуре тех людей, которые это делали. Хотела посмотреть своими глазами, как они это делали. Таким образом, я хотела самоутвердиться, что кроме меня никто не имеет право проявлять власть над моим телом или над моими произведениями, или над телом любого другого человека. Даше очень понравилась эта идея.
А еще, что хочу попробовать сыграть роль журналистки, пропагандистки. Было очень много историй в моей жизни с момента начала войны связанных с пропагандисткой деятельностью журналистов и фейковых новостей, в том числе и о моей биографии. Поэтому мне хотелось побывать по ту сторону баррикад, чтобы понять, что происходит в голове тех людей, почему так происходит, почему вообще так произошло. Кроме того, в тот момент я была на пике своего тяжелого психологического состояния. Я не думаю, что война, аннексия Крыма бесследно проходят для психики человека.
Психологической помощи я не получала, с психологами не работала. Мой психолог – это мое искусство. Оно мне помогало ментально, морально выжить и физически в том числе. Я думаю, что это была квинтэссенция всех этих тяжелых состояний внутренних и кризиса идентичности. Благодаря этому перфомансу мне удалось в какой-то степени поставить точки над «і».
Даша это все прекрасно понимала, и так получилось, что я присутствовала на всех кастингах, когда она отбирала актеров. Она пригласила меня, сильно мне доверилась. Она сначала отобрала одну актрису на роль главной героини, а потом на кастинг пришла Марина Кошкина, сразу же сыграла, сразу же превратилась в Нину, главную героиню. Потом выяснилось, что она сама из Луганска. Хотя это было не специально. Просто она действительно болезненно все проживала. И для нее, наверное, это было, как и для меня, решением каких-то своих внутренних конфликтов.
Для съемок вы заранее готовили фигуры или использовали существующие?
Они уже были готовы. Все эти скульптуры были в разных странах Европы. Три скульптуры были в Мюнхене, еще три были в Сантьяго-де-Компостела, в Испании. Там была большая выставка и скульптуры стояли в парке большого музея. После выставки встал вопрос, что делать с ними дальше. Я решила, что они уже были в какой-то степени повреждены под природным воздействием. И плюс на самом деле тоже был вопрос бюджета. Это же не миллионы миллиардов. Это авторское кино. Для меня было очень важно, чтобы все было максимально аутентично, поэтому использовались скульптуры, которые у меня уже были, мы привезли скульптуры из-за границы. Оплатили перевозку и сэкономили на производстве. Это было значительно дешевле, чем производить новые. В принципе, эти скульптуры целые, одну я подарила Даше, она с собой забрала ее в Мюнхен. А другие у меня лежат в больших коробках. Я их показывала уже после съемок на других выставках – в Одессе и Берлине.
Если получится, то на премьере фильма мы поставим эти оригинальные скульптуры под Аркой Дружбы Народов.
Говорят, что произведения искусства несут особую энергетику и впитывают энергетику. Какую энергетику несут Ваши скульптуры. Или для каждого человека это индивидуально?
Я думаю, что у каждого свой ассоциативный ряд. Кто-то верит в энергию, а кто-то нет. Хоть физиками и доказано, что все состоит из энергии. И даже неживые предметы тоже. Мне сложно судить. Я вкладываю свои мысли и концепции. Дело в том, что нельзя рассматривать мои скульптуры вне контекста, вне политической ситуации. они стали очень политическими фигурами, ведь я не замалчиваю эту историю, а рассказываю.
В Украине у меня мало выставок, все меньше и меньше. Потому что, практически чистое художественное высказывание невозможно. Сразу же приплетается моя биография: где я родилась, где выросла. Сразу же поступают вопросы, где мои родители. Если я отказываюсь говорить на эту тему, то сразу же начинается критика в мой адрес.
Мне легче выставляться в Европе потому что, там больше эмпатии и даже больше сочувствия.
В фильме «Забытые» будет ваш дебют или же уже был опыт в кинематографе?
В большом кино я не снималась, я делаю видеоперформансы. Но все равно это не полнометражное кино. Я себя не ассоциирую с актрисой. Я никогда не ходила на кастинги и у меня нет никаких амбиций становится профессиональной актрисой. Я остаюсь художницей. Хотя я очень надеюсь, что это был не последний мой эксперимент в кино. Очень бы хотелось совмещать визуальное концептуальное искусство с более масштабными и коммерческими проектами.
Даша сейчас предложила снова с ней поработать в качестве художника в ее новом проекте. Это история про маньяка, который был художником. Мне нужно будет придумать инсталляции. Маньяк живет в бункере на Востоке Украины. Это психологический триллер. На роль маньяка я не подхожу. Но могу попробовать сыграть одну из жертв.
После съемок в «Забытых» у вас появилось вдохновение на новые перформансы?
Безусловно. Сначала мы ездили на полигон, тренировались. Мы подбирали заряд. Потому что нужно, чтобы было эффектно и было заметно. Пару раз я попробовала, научилась держать винтовку.
А в день расстрела я так сильно волновалась, что не могла уснуть, у меня отекло все лицо. Я не спала, была уставшая. Съемки расстрела должны были быть на рассвете. Вместо 7 утра, я приехала в 4.30 и никого не было. Я приехала очень заранее (смеется). Меня потом долго гримировали, у меня был сумасшедший стресс. Все понимали, что мне тяжело психологически все это сделать.
Но команда потрясающая, все заботливые люди. Меня наряди в одежду военную с нашивкой ЛНР. Дали мне осенние ботинки, они были немного маловаты. Туда не влезали теплые стельки. А в тот день было очень холодно – минус 15. Для кадра мне надели перчатки с обрезанными пальцами. Я околела, вся синяя была. Главный оператор как увидел этот супергрим на мне, то вытер все сразу. Все синяки, все было видно. Он тогда сказал, мол, какая же она сепаратистка, расстрельщица, если у нее красивые ногти и макияж.
Кроме всего, винтовка очень тяжелая, ее тяжело держать. Я тогда оценила все сложности ведения войны в полевых условиях. Не у всех классные ботинки с правильным размером или перчатки. Я погрузилась в полный треш. Потом начались съемки. Мне нужно было долго держать винтовку. Первый свой выстрел из-за волнения я сделала раньше, чем начала работать камера. Может я психологически спешила и торопилась, и когда я уже начала стрелять, то меня успокаивали и останавливали.
Я вошла в какой-то такой кураж. Поймала себя на мысли, что с оружием почувствовала власть и силу, и безграничный контроль над ситуацией. Это опьяняет и хочется это продолжить. Я даже испугалась. Выпустила своего внутреннего зверя наружу. Я поняла людей, которые это делают, почему они это сделали, ведь что может быть более сильным, чем власть над жизнью другого человека?
Когда смотрела в прицел, как все это разрывается, мне казалось, что куски мяса вылетают из скульптур. Но потом стало так красиво, что казалось, это какие-то цветы. Это очень странная психологическая история.
Инструктор Александр меня даже останавливал. Я думаю, что я выплеснула много своих травм и смогла проработать.
Каждый перформанс неповторим. Для вас был какой-то, который оставил особый след?
Для меня был важным перформанс, когда я лежала на ступеньках Эрмитажа под украинским флагом. За этот перформанс меня хотели посадить. Я очень ценю «Цветы демократии», когда я и многие другие девушки надевали футболки с принтом вагины и гипсовые слепки мы раскладывали на ступеньках зданий, которые символизируют власть и силу. Он ценен в первую очередь тем, что это был такой акт либерализации. Кроме того, я встретила много прекрасных девушек. С многими из них я до сих пор поддерживаю связь. Некоторые из них тоже стали перфомерками и художницами.
Алина Бондарева
