Слово «перемирие» уже давно произносят, закавычивая интонациями. Особенно на передовой. Почему? Ответ можно найти, например, в Дебальцево и окрестностях. Небольшой городок в 74 километрах от Донецка, с населением в 45 тысяч, уже вторую неделю занимает второе место в списке украинских горячих точек – сразу после донецкого аэропорта. В Дебальцево – новый котел. Дебальцево обстреляли из градов и минометов. Под Дебальцево уничтожено элитное подразделение русской морской пехоты. В Дебальцево… В общем, в Дебальцево и около происходит все, что угодно, кроме перемирия. И именно под Дебальцево я провел воскресенье.
Поездка с оказией
До Дебальцево добираюсь с волонтерами. Так получилось, что в воскресных планах ребят, помогающих бойцам на передовой, оказался заезд в Первый батальон теробороны Волынской области, где служит добровольцем мой друг и коллега. Грех было не воспользоваться возможностью упасть на хвост.
Две машины забиваем под завязку – теплой одеждой, спальниками, карематами, посудой, дорогостоящей техникой, медикаментами, «мыльно-брыльным», пакетами с адресной помощью. Несколько ящиков с консервами просто не помещаются в салон – банки ссыпаем на пол и даже укладываем в рядок под капот. Так и едем – верхом на тушенке.
Короткий инструктаж от волонтеров, проводящих в зоне АТО 5 из 7 дней в неделю: «На блокпостах не шутить. Особенно с «Беркутом» – они волонтеров не жалуют. Сказали: мордой в землю – мордой в землю. Если стрельба – все вываливаются из машины в противоположную от выстрелов сторону. Видите, что передняя машина расстреляна – не останавливаетесь, идете на прорыв». И что-то еще, о том, что в случае чего не стоит бояться закрыться от пуль телом убитого товарища.
Павлоград, Новомосковск… На выезде из Днепропетровской области – первый серьезный блок-пост. «Беркут». Но все вежливо и мирно. Именно на этом блокпосту, как правило, остаются те, кто забыл дома паспорт или другое удостоверение личности.
Плавно и незаметно украинские флаги вытесняются бигбордами Сергея Тигипко и «Оппозиционного блока».
Дальше – Красноармейск, сразу за которым делаем остановку, чтобы одеть бронежилеты. Здесь же на коленях у волонтеров появляется оружие.
Бронежилет, неудобный, как свеженаложенный гипс, как-то влияет на зрение. Я замечаю это в Артемовске – идущий по пустой улице имени Лумумбы человек с двумя полными пакетами из «АТБ» выглядит неуместно и инопланетно. Вообще, местные жители, едущие на мопедах мимо артиллерийских батарей, местные жители, идущие с ведрами и бидонами через 3-4 блокпоста, местные жители, копающие огороды под залпы «градов» – это отдельная история. С сюрреалистическим сюжетом.
Встречных машин становится все меньше. Зато все чаще попадается военная техника. На встречу проходит колонна тягачей с лафетами. Обгоняем такую же колонну, но пустую.
Раздвигая в придорожные кусты встречные и попутные машины, прямо по центру дороги мимо нас проносится БТР.
По обочинам – пал. Причем местами выгорела не только трава, но и деревья.
В районе Мироновского водохранилища взорван мост. Через пролом проложены две узкие стальные конструкции, по которым машинам приходится перебираться медленно, по-черепашьи.
Частота блокпостов увеличивается. Вообще, блокпосты и цены на бензин – два главных маркера, свидетельствующих о приближении к зоне АТО. Чем чаще встречаются укрепления из бетонных блоков и мешков, и чем выше цены на горючее, тем ближе война. Слово «Приехали» звучит тогда, когда на обочинах вырастают настоящие крепости с врытыми в землю танками и БТРами, а заправки либо сожжены, либо стоят закрытыми.
Въезд в Дебальцево, украшенный бигбордом с баллонной надписью «Україна понад усе», напоминает фестиваль под открытым небом, который собрал не любителей опен-эйров, а военных. Техника, скорые, бензовозы, солдаты, гражданские, штабные – все куда-то едут, передислоцируются, идут.
Там на шахте угольной
Наш первый пункт назначения – одна из занятых украинскими военными шахт. На ее поиски уходит пара часов.
Под Дебальцево – десятки сел, поселков и просто каких-то жилых грибниц. Столько же шахт. Все эти строения насыпаны щедро и хаотично. Здесь сходят с ума GPS-навигаторы, постоянно сбоит связь, местные рисуют руками в воздухе знаки бесконечности, а военные на украинских позициях просто разводят руками – они переброшены сюда только час назад, только вчера, только позавчера, и еще не освоились.
Но тяжелее всего здесь не найти дорогу, а определить эти самые украинские позиции. Какая деревенька «наша», и кто такие эти «наши», понять практически невозможно. Потому что линия фронта здесь есть только на картах АТО, но не в реальности.
После продолжительной круговерти на ухабах, от которой не укачало только собачку на приборной панели, понимаю, что для того, чтобы услышать Донбасс, его надо сначала увидеть.
В итоге, окончательно заплутав, и зная направление лишь приблизительно, решили уже было ехать по свежим выщерблинам на редких клаптях асфальта, оставленных танками. Но тут заработала связь, благодаря чему одна из пробивающих горизонт шахт быстро оказалось той самой – за очередным поворотом нас встретил закопанный по самую башню украинский танк и БТР по имени «Варя».
Солдаты узнают волонтеров сразу и дальше, до подсобных помещений, в которых нам предстоит разгрузиться, машины несут чуть ли не на руках. Волонтер в этих местах синоним слова святой. Здесь, на передовой, вообще многим кажется, что вместе с ними на Донбассе сейчас воюет вся Украина.
Проезжая мимо недавно отремонтированного админздания шахты, вижу, как сильно оно посечено осколками. Часть окон выбита. Часть – будто выгрызена огромной пастью. Большой плакат над входом, изображающий пышущих жизнью и здоровьем шахтеров, скособочен и оборван. Позже я узнаю, что шахту накрыли «градами» две ночи назад. К счастью, обошлось даже без трехсотых.
Пока выгружаем коробки со скарбом, складывая их в подсобку, в которой живут военные, из кустов выскакивает маленькая худая шавка, хватают торчащую из одного из пакетов булку хлеба и удирает вместе с добычей обратно в кусты.
– Я тебя, тварь, когда-нибудь таки застрелю, – орет ей в след заметивший воришку солдат, тряся автоматом. Но орет беззлобно, по голосу слышно, что не застрелит.
Часть привезенного заносим внутрь подсобки. Краем глаза цепляю место, где спят солдаты – оно сошло с социального плаката о том, как легко заболеть туберкулезом. Спрашиваю, как в этом можно спать? Отвечают, что выбор есть – можно спать на улице, укрывшись парочкой залпов из сепарских минометов.
Как только одна машина выгружена, солдаты тут же тащат волонтеров смотреть на новую «зушку», которую привезли буквально на днях. Зенитная установка стоит за горой отработанной породы и направлена в поля.
– Хочешь посмотреть на сепаров? – вдруг спрашивает меня солдат с позывным Небо, и протягивает бинокль. – Вон они, через поле. Вы когда к нам ехали, они вас хорошо рассмотрели.
Бинокль чуть приближает виднеющуюся на горизонте шахту.
– У них там «град», – продолжает Небо. – Выкатят, пальнут, обратно закатят. За 4-5 секунд сюда долетает.
После фотосессии на «зушке», которую устраивают солдатам волонтеры, возвращаемся к машинам. На раздающуюся то тут, то там автоматную трескотню никто не реагирует.
Напоследок солдаты отдают волонтерам потрепанное большое полотнище украинского флага, исписанное датами, названиями подразделений и населенных пунктов – чтобы передали родным. Взамен волонтеры дают солдатам новый флаг.
Уже собираемся ехать дальше, развозить другие посылки, когда где-то за терриконом раздаются два громких, утробных «Поу! Поу!». «Господь вытрушивает половички у входа», – придумал я поэтическую метафору час спустя. А тогда испуганно бегал взглядом от солдата к солдату, не зная, как реагировать, что делать и на что потратить оставшиеся 4-5 секунд – бежать, лежать, молиться? Но бойцы флегматичны. Объясняют, что, судя по звуку, летит не в нас. Да и не может лететь в нас – у нас ведь перемирие.
Полчаса
Одна волонтерская машина остается на шахте, другая отправляется в подразделение, в котором служит мой друг. Поиски занимают еще час. Села и поселки так плотно декорированы зеленкой, всматриваться в которую совсем не хочется.
На нужный блокпост выскакиваем вдруг. Укрепление выглядит эпично. Перекресток. Слева – какой-то поселок, справа – кладбище с красной звездой на арке входа. В центре перекрестка – остов сгоревшего БТРа и россыпи гильз, размером с пивной бокал. За БТРом – блиндаж и окопы.
Друга находим сразу и торжественно вручаем ему коробку еще теплых пирожков от жены – наш самый главный груз. Обнимаемся, разгружаемся, раздаем адресные посылки.
Кому-то передали банку соленой селедки – селедка производит настоящий фурор.
Говорим много, жадно, обо всем. Я пересказываю местные новости – какая гадина в чьих списках оказалась, да кого в мусорный бак окунули. Друг делится своими:
– У нас сейчас перемирие. Ну, не это, которое, всеобщее перемирие – локальное. Просто командиры с сепарами договорились пока не стрелять. Хотя сегодня ночью у нас растяжка сработала. А то тут на днях БТР сожгли у пацанов, которых мы сменили, – друг кивает на выгоревший до основания каркас. – Слава Богу, все живы. На обеде как раз были.
Судя по тому, что друг рассказывает о предшественниках, державших этот блокпост до прихода Волынского батальона – ребята были горячие. После того, как один из бойцов попал в плен – пошел один на речку купаться, их командир набил опытными бойцами два БТРа, рванул к первому блокпосту сепаратистов, раздолбал его в пух и прах, взяв пять человек пленными. После чего обменял пленных на горе-купальщика.
— А вот там целое маленькое кладбище, — друг показывает на кургузый придорожный лесок. – 5 или 6 сепаров похоронено. Тоже от коллег подарок.
У нас за спиной солдаты на блокпосту продолжают досматривать пешеходов и машины – требуют документы, осматривают салон и багажник. На днях во время досмотра изъяли гранату.
Спрашиваю, как здесь ночевать? Блиндаж предназначен не столько для сна, сколько чтобы переждать бомбежку – дай Бог, чтоб один человек мог лечь, вытянув ноги. А палаток в окрестностях не видать. Объясняют. Те, кто дежурят – да, те посменно спят прямо в блиндаже на блокпосту. Остальные расквартировались в двух ближайших к укреплению домах. Интересно, что в первом доме хозяин клянется, что уедет из села, как только из него уйдут украинские солдаты. Во втором — клянут уже солдат. Но терпят, потому что деваться некуда.
К блокпосту, шатаясь, выходят две пьяные женщины – кудлатые, припухшие, одетые в какое-то рванье.
— Селедку унюхали, — шутит друг.
— Солдатик, дай пару сигарет, а я тебе за это… — женщина жестам показывает, что именно ждет солдатика в случае удачного совершения гешефта. – Я тут рядом живу, заходи, как командира рядом не будет.
Солдат не реагирует. Спектакль, в котором нытье сменяют обвинения, длится минут 5. Вконец задолбанный парень, сбрасывает автомат с плеча, звонко передергивает затвор, вскидывает дуло над головами женщин…
— Все-все, уходим, солдатик… — пятятся женщины. – Но ты приходи.
Мы продолжаем разговор. Друг не питает иллюзией, насчет всей Украины, воюющей на Донбассе. До того, как уйти добровольцем, он писал о политике, и гораздо лучше меня знает подноготную всей этой кухни. Говорит о том, что новая Рада просуществует максимум до весны. И не за горами вторая украинская война. На вопрос о перемирии он просто смеется и кивает на сгоревший БТР.
Но друг бодр, настроен оптимистично и ни разу не жалеет о своем выборе – рассказывает несколько историй о людях, которых встретил в армии за последние два месяца и с которыми служит сейчас. Люди – вообще единственное хорошее, что есть в этой войне. И каждая история стоит если не текста, то того, чтобы быть пересказанной.
Директор типографии, продолжающий руководить бизнесом из зоны АТО по телефону. Надзиратель исправительной колонии строго режима, бросивший пригретое место – пенитенциарии имеют бронь от АТО, и рассказывающий такие истории, что люди под «градами» из окопов со смеху выкатывались. И даже самый настоящий поэт и драматург…
– Короче, те полчаса, которые мы сможем удерживать свою позицию в случае серьезной атаки, мы ее удержим.
Уже перед самым отъездом спрашиваю позывной друга. Здесь же у всех есть позывные.
— Да нет его пока, — смеется. — Не придумалось ничего героического.
Глубокой ночью на заправке под Красноармейском наконец-то снимаю бронежилет. Тело, без малого 20 часов протаскавшее на себе 15 килограмм, сразу чувствует невероятную свободы и легкость. Дай Бог, чтобы это ощущение поскорее пережила и Украина.
Источник: INSIDER
