Вдруг кто пропустил. Валентность — это способность элемента создавать химические связи. То есть, способность атома соединяться с другими атомами. Высшая валентность углерода, например, равна четырем. Это значит, что один атом углерода может соединится с четырьмя другими атомами. И создавать сложные молекулы. Например, аминокислоты. Которые потом, копируя сами себя, породили на нашей планете жизнь.
Жизнь у нас зеленая из-за процесса фотосинтеза. Хлорофилл поглощает свет, выделяет кислород. Мы привыкли к зеленым лесам, синим океанам, голубому небу. Но так было не всегда.
Три с половиной миллиарда лет назад в атмосфере Земли не было кислорода. Он весь был заключен в твердых породах. В основном, в кварце. Собственно, и сейчас девяносто процентов запасов кислорода нашей планеты заключено в кварце — морские пляжи это самый большой источник наиважнейшего элемента для нашей жизни.
А три миллиарда лет назад была сера. Потому что были вулканы. Которые выбрасывали серу. И всякую другую дрянь.
Собственно, Земля тогда и состояла, по большей части, из одних только вулканов. И протоокеанов.
В которых жили серные бактерии. Которые эту серу жрали. Потому что больше ничего не было.
Наши океаны были тогда фиолетовыми. А небо — оранжевым.
Вы только представьте этот кислотный приход.
Одними из серных бактерий являются цианобактерии. Или, в быту, сине-зеленые водоросли. Хотя они никакие не водоросли. И, по-моему, не особо синие. Это именно бактерии. Которые появляются тогда, когда в воде заканчивается кислород. Тогда эта микробиота переходит на азот, а затем и на прочую дрянь типа серы. Когда Днепр зацветает — это именно оно. Что говорит о том, что в воде не осталось кислорода. Потому что с полей туда сливаются азотистые удобрения. Которые очень любят цианобактерии.
Цианобактерии, к слову, ядовиты. Именно поэтому купаться в цветущем Днепре не рекомендуется — если их нормально наглотаться, то может быть нехорошо.
Особо вредные цианобактерии могут убить.
Не только вас, но и всю экосистему.
Цианобактерии удивительно живучи. Собственно говоря, это первая известная нам форма жизни. Образовались они, как мы уже знаем, три с половиной миллиарда лет назад. В форме строматолитов.
Строматолиты — это такие камни в океане, в форме колонн, похожих на грибы дождевики, которые выглядят как камни, на ощупь как камни, с интеллектом камней, но нифига не камни. А сине-зеленые водоросли. Которые нифига не водоросли. А бактерии.
Это самая первая, самая простейшая, самая примитивная форма жизни. Которая, тем не менее, главенствовала на земле три миллиарда лет.
Все эти три миллиарда лет они жрали серу.
Жрали, жрали, жрали, жрали — и пукали кислородом. И напукали нам целую атмосферу. И Земля стала зеленой и цветущей, на ней появились растения — первые растения, к слову, тоже, скорее всего, были фиолетовыми — затем трилобиты веселились в синих уже океанах, потом аномалокарис с ракоскорпионами начали их жрать, рыбы на все это дело посмотрели, решили, что ну его нафиг, полезли на сушу, отрастили лапы, превратились в тектаалика и потом, через много много лет, переступив через динозавров, из мелкой крысы появились мы.
Разумные лысые прямоходящие приматы с отставленным большим пальцем и неокортексом.
Способные к абстрактному мышлению, математике и логическим построениям.
Но не все строматолиты эволюционировали в сложную разумную форму жизни. Некоторые до сих пор существуют в виде простейших. В форме камней. Наибольшая их популяция обнаружена на австралийском побережье. Там сейчас заповедник строматолитов. Больше их почти нигде в природе не осталось.
Но только почти.
Некоторые из строматолитов затаились и ждали своего часа. И немного эволюционировали по пути. Как минимум, научились ползать.
И дождались.
И доползли, бл*дь, до Верховной Рады.
И там теперь тоже заповедник примитивных тупых говорящих камней-бактерий.
Когда я вижу, как экс-прокурор Кривого Рога, а ныне сине-зеленый водоросль-депутат, своим поглощающе-выделяющим отверстием пердит про про шоколадную фабрику им. Карла Маркса, прославлявшую Украину на весь белый свет, которую разбомбили фашисты и которую всем миром восстанавливали послевоенные голодные кияне, а потом проклятый Порошенко прихватизировал её, добавил в шоколад трансжиров и ГМО и начал зарабатывать на крови и войне — я понимаю, что это совершенно точно не высшая форма жизни.
Что ложноножки, ложноглазки, и ложномозги он себе, возможно, и отрастил.
Но вот до неокортекса эволюция там точно не дошла.
Что ты несешь.
Что ты, бл*дь, несешь.
Одновалентный наш.
Такая потрясающая жизнеспособность строматолитов обусловлена их, скажем так, биологической валентностью. Такого термина не существует, я его сейчас придумал для наглядности. Есть экологическая валентность — способность организма приспосабливаться к тем или иным условиям среды — и с этим у зеленых, ооо, всё в полном порядке.
Но под биологической валентностью я сейчас имею в виду способность каждого отдельного индивидуума в популяции соединяться с другим, чтобы образовать стаю, повышающую способность к выживанию вида в целом.
Что, собственно, и называется монобольшинством.
У сине-зеленых водорослей с этим все было в ажуре. Невидимые глазу бактерии, сплоченные настолько, что образовали камни, просуществовавшие три с половиной миллиарда лет.
А вот у сине-зеленых недорослeй с этим большая проблема.
В отличие от бактерий, монобольшинство одновалентных приматов смогло просуществовать всего два года. А дальше оно начало рассыпаться. Уходить, как песок от камня из бактерий, сквозь пальцы. Когда я смотрю это выступление с трибуны Парламента про шоколадную фабрику (испанский стыд, уйди, сейчас не до тебя) — я понимаю, что система пошла вразнос.
Что она утеряла свое я. Что единого строматолита простейших больше нет.
Что зелёное сообщество атомизировалось и развалилось на отдельные бактерии, каждая из которых своим жгутиком плывет среди этого зацветшего водоёма в свою собственную сторону, и пердит каким-то своим собственным газом.
И что синих океанов и голубого неба они нам не напукают.
А напердят что-то свое, такое же укуренное, как фиолетовые моря и оранжевые небеса.
Кто про шоколадную фабрику, чтобы понравиться стоящему выше по пищевой цепочке ракоскорпиону, кто сжирает трилобита Разумкова, кто назначает пузатого трилобита с корабельной сосной, кому звонят из ада с пиздой, кто туда, кто сюда, кто в лес, кто по дрова.
В этом цветущем водоеме броуносвкого движения нет больше кислорода в виде объединяющей идеи.
Единственное, пожалуй, что их еще хоть как-то характеризует, как один вид, это их способность делать что угодно — но обязательно хуйню. Какую угодно, в каком угодно направлении — но на выходе обязательно получается дистиллированная эталонная стопроцентная хуйня.
На этом химия заканчивается и начинается биология.
Этап пожирания самих себя.
И вот сейчас у меня абсолютно стойкое ощущение, что система исчерпала уже вообще какую-бы то ни было связанность — когнитивную, логическую, корпоративную, патриотичную, внутривидовую — и пошла вразнос.
Институт зеленой власти из монобольшинства превращается в горку атомизированных идиотов, не способных уже связываться друг с другом в единую молекулярную цепочку.
Валентность там теперь нулевая.
Устойчивые институты разумных характеризуются высокой социальной валентностью. Устойчивые группы простейших характеризуются высокой биологической валентностью. Эти не характеризуются ни тем, ни другим.
Низкая валентность характеризует неустойчивые институты.
Как бы и черт с ними, но проблема именно в том, что их низкая валентность, как коррозия, проникает во все щели государства, и разрушает его. Вместо сильного государства они строят нам неустойчивый институт.
Эти водоросли убивают всю нашу экосистему.
Уже не зная, что делать, куда плыть, и чего они вообще хотят, водоросли-недоросли будут только лишь вытеснять кислород из нашего общего водоема и замещать его серными газами.
А когда серы становится слишком много, концентрат взрывается.
От первой попавшейся искры.
Спросите химиков.
