Какие тренды будут решающими для России в 2017 году?
Не будет большим преувеличением сказать, что сегодняшняя Россия находится в точке бифуркации, в точке перелома, и я думаю, что 2017 год будет определяющим для России. Это связано с целым рядом обстоятельств, как внешне, так и внутриполитических. Кроме того, как мы уже отмечали в прошлых интервью — в точке бифуркации находится все человечество и эти процессы, накладываясь друг на друга, взаимно усиливаются. Человечество вплотную подошло к точке перехода на новый социальный и технологический уклад, и это несет с собой не только положительные моменты, но и отрицательные, так как подобные процессы всегда сопряжены с нестабильностью, потрясениями и войнами, и Россия не сможет избежать этих процессов, тем более, что она сама немало сделала для эскалации этих негативных процессов в глобальном масштабе.
Почему эти изменения затронут Россию так скоро?
То состояние рыхлой диктатуры, которое мы наблюдаем в современной РФ в наступившем году, скорее всего, будет трансформировано. Собственно, на протяжении последних пяти лет мы и наблюдаем процесс такой трансформации — и сейчас, скорее всего мы уже вплотную приблизились к моменту, когда количественные изменения, наконец, перейдут в качественные.
Прежде всего, потому, что неэффективность существующего режима хорошо видна не только нам с вами, но и наиболее активным представителям российских элит, которые видят, что Россия слаба и остро нуждается в модернизации. И для нас сейчас представляет интерес, какой будет эта модернизация. Собственно, есть только три пути.
Первый — это путь демократической модернизации: демократия и свободный рынок — самое эффективное средство для развития страны.
Второй — это путь мобилизационного развития, когда необходимые реформы осуществляются централизованно, волевым решением, сверху. Для этого необходимо окончательное становление жесткого диктаторского режима в России.
И третий путь — это медленный переход через стагнацию, консервация существующего положения вещей и перекладывание принятия решений на своих преемников. Сразу скажу, что из трех сценариев наиболее вероятным я считаю вариант мобилизационной диктатуры, а вариант демократического транзита — наименее вероятным.
Несколько более вероятен вариант, что в стране ничего особенно не изменится.
В российской истории есть немало примеров длительной стагнации: мы можем вспомнить режим того же Николая I, который 30 лет существовал в таком же модусе. Однако это вариант чреват быстрым и неожиданным обрушением, так как существует слишком много вызовов, на которые российская правящая элита должна ответить, а в парадигме стагнации ответить на них просто невозможно.
Какие это вызовы?
Прежде всего, это сокращение «кормовой базы» правящего слоя, а также общее объективное политическое и экономическое изменение ситуации в мире, в том числе появление новых сил — таких, например, как Китай или радикальный Ислам, которые могут претендовать на значительную часть российского наследства. Мировой экономический кризис. Полное изменение структуры мирового рынка, падение цен на углеводороды до минимума. Новые технологии, которые Россия просто не в состоянии будет воспроизвести. Как на эти вызовы может ответить Россия в лице ее действующей элиты? Очевидно, что ее государственные механизмы должны стать более эффективными — и здесь есть только два возможных пути к реализации этой задачи: это или демократические реформы, или установление жесткой диктатуры для осуществления реформ сверху.
Я не открою Америки, если скажу, что самый эффективный способ — это рыночная демократия. То есть система, где управляемые имеют институциональные рычаги воздействия на управляющих, где граждане могут влиять на власть, где существуют социальные лифты, где место человека в обществе определяется его личными достижениями, а не происхождением. Где никто не может заставить другого человека работать или принудить покупать товары и услуги насильственным путем. К сожалению, этот путь в России достаточно маловероятен, прежде всего потому, что мы сегодня не наблюдаем социального запроса большинства на этот путь развития. Сегодняшних россиян вполне устраивает роль подчиненного, роль винтика в государственной машине.
Этот тезис подтверждается тем, что в отличие от большинства других диктатур в России власть никто не захватывал.
В стране было достаточно свободное общество, свободная пресса, свободная экономика, парламентская система. И все это Путин в течении считанных лет прибрал к рукам без всякого сопротивления. Не было ни массовых арестов, ни массовых политических репрессий, ни особых протестов. Это связано, прежде всего, с тем, что после распада Советского Союза демократическая идеология не смогла проникнуть достаточно глубоко в сознание людей. Немалая вина в этом и тогдашнего правящего слоя, сказались и объективные факторы, формирующие национальную психологию россиян — в России демократической идеологии практически не на чем базироваться (впрочем, не об этом сейчас речь). Кроме того, у большей части правящей элиты вообще отсутствует какая-либо идеология. А та правящая элита, у которой идеология есть – она как раз резко антидемократическая.
На чем должна базироваться демократическая идеология в России?
В российских условиях, прежде всего, разумеется, на децентрализации. Ведь основная проблема страны, которая существует еще со времен Московского царства, заключается в ее чрезмерной централизации. По мнению россиян, как власть имущих, так и простого народа, все властные и материальные ресурсы должны концентрироваться в одном центре, в одном кулаке, который ассоциируется с Москвой. К сожалению, в России мало кто понимает, что возможно по-иному. Причем это касается не только представителей властных элит, но, в немалой степени, и оппозиции. При этом, если мы посмотрим на развитые и успешные страны, то увидим, что они наоборот максимально децентрализованы. Яркий пример — США, которые на самом деле являются федерацией практически независимых государств — штатов. Характерно, что в России слово State переводят маловразумительным словом «штат», когда значение слова State — это «государство». United States of America – должны переводиться, как «Объединенные Государства Америки», и никак иначе. То есть мы наблюдаем подмену понятий даже на уровне лексики. И соответственно все, что связано с децентрализацией, воспринимается русским сознанием, как «ужас-ужас», распад России, вселенская катастрофа – все то, чего нельзя допустить ни при каких обстоятельствах. Отсюда, собственно, и появился Путин и его феномен.
Хотя существуют и альтернативная идеология – регионализм, сторонники которой говорят, что децентрализация страны — это наоборот хорошо. Сторонники этой идеологии утверждают, что децентрализация России приведет не к распаду, а наоборот, к ее расцвету.
Но, к сожалению, она еще слишком молода, а поэтому слаба и маргинальна и не оказывает сколь-либо значимого влияния ни на правящий класс, ни на население. И так как регионализм — единственная идеология, которая могла бы обеспечить переход к демократическим формам правления, то шансы на демократическую трансформацию я оцениваю как минимальные.
Поэтому наиболее вероятным будет то, что страна продолжит двигаться путем ускоренной фашизации, перехода той рыхлой диктатуры, которую мы наблюдаем сейчас в России, в жесткую, жестокую и эффективную диктатуру, которая позволит провести модернизацию страны сверху.
Будет ли эффективна подобная модель модернизации в условиях 21 века, когда технологии затрагивают все сферы нашей жизни и зависят не столько от централизованных усилий, а от синергии горизонтальных связей между различными элементами современного общества: социальными институтами, отдельными гражданами, научным сообществом, которое сегодня является все более космополитичным и глобальным?
Всегда любой прогресс зависит от горизонтальных связей, чем больше горизонтальных связей внутри системы, тем она эффективнее. И историческое превосходство западной цивилизации над восточной заключалось как раз в наличии таких горизонтальных связей и использовании их на благо общества.
Однако сверхцентрализованные диктаторские режимы обладают несомненным преимуществом в способности быстро сконцентрировать усилия на определенных участках и добиваться более быстрых результатов на первых этапах. Впрочем, они всегда проигрывают гонку на длительные дистанции – это показывает и бесславная история Третьего Рейха, императорской Японии, и крах Советского Союза.
Поэтому, когда мне задают вопрос о том, поможет ли путинская диктатура России стать самой эффективной и экономически развитой страной и одолеть Запад в Третьей мировой войне, я отвечаю — разумеется, не поможет. Но мы обсуждаем сейчас не это, а вероятный путь, который изберет российская элита в ближайшее время. Будет ли это движение по пути децентрализации и демократизации (как я уже говорил, это почти невероятно) или пойдет по пути превращения мягкой диктатуры в жесткую, фашистского типа, которая, как мы видим из российской истории и не только из российской, чаще всего тесно связана с внешней экспансией? Я думаю именно этот второй процесс мы в настоящий момент уже наблюдаем.
Давайте посмотрим на тенденции, которые складывались последние несколько лет. Я уже неоднократно говорил о том, что Путин на самом деле — честный человек, который открыто говорит о том, что он хочет сказать. И я предлагаю послушать, что же он говорит. Первая цель его политики — это восстановления величия России в том смысле, как его понимают в Кремле это «величие» в военном и территориальном аспектах. Путин фактически заявляет о том, что гонка вооружений, которая началась еще в 2014 году, будет продолжаться и дальше, несмотря на экономические трудности.
То, что мы наблюдаем в России, есть ничто иное, как перестройка армии и экономики под крупномасштабную конвенциональную войну, и это реформирование на наших глазах начинает принимать уже законченные формы.
Если с начала третьего срока Путина мы наблюдали перестройку армии, то в 2015-2016 годах — уже перестройку государственного аппарата под военные нужды. Весь прошлый год мы слышали новости об учениях, направленных в том числе на проверку работоспособности систем госуправления в условиях чрезвычайных ситуаций (войны). Подобных учений в России не проводилось с 70-х годов прошлого века. Поступает информация об активном строительстве бункеров и убежищ. Одновременно с этим мы видим усиление военной пропаганды, нагнетание антизападнической истерии, по стилистике совершенно неотличимой от пропаганды времен Холодной войны. Это, на мой взгляд, пугающие симптомы, которые я склонен расценивать, как экономическую, административно-политическую, военную и пропагандистскую подготовку к экспансионистской войне. И, собственно говоря, эта экспансия уже давно идет. С 2008 года к России был, открыто или неофициально, присоединен целый ряд территорий. Начиная с Южной Осетии, где Россия устроила этнические чистки, полностью изгнав оттуда грузин, и Абхазии, которая была взята под контроль российскими войсками, заканчивая Крымом и Донбассом.
Поэтому война очень вероятна, и к войне российское государство активно готовится. И вопрос, возможно, уже не заключается в том, перейдут ли они эту грань или нет, а когда это произойдет. К сожалению, известная чеховская метафора о ружье, висящем на стене, актуальна и для политики: если фашистское государство строит мощную армию, то эта армия, скорее всего, будет использована для нападения.
Стоит еще обратить внимание на новую идеологию, сформированную Путиным, которая заключается в том, что использование военной силы вполне легитимно, более того, легитимно использование и ядерного оружия. В Кремле видят ситуацию таким образом, что Запад, если не будет непосредственной угрозы ядерного удара по территории Франции, Англии или США, не ответит на применение Россией ядерного оружия.
А как в таком случае может рассматриваться ядерный удар по какому-нибудь сирийскому городу?
Один мой знакомый российский крупный бизнесмен, вхожий в круги, близкие к Кремлю, в прошлом году совершенно потрясенный, рассказывал мне, что в ходе обсуждения одного из бизнес-проектов с участием чиновников из путинской администрации, стал свидетелем того, как его партнеры по переговорам в неофициальной обстановке совершенно всерьез обсуждали возможность применения тактического ядерного оружия против повстанцев в Сирии — в частности, нанесение удара по Ракке. В ходе разговора, правда, пришли к выводу, что в этом пока нет военной необходимости…
То, что помимо боевиков, при этом погибнут сотни тысяч гражданских, никого не волнует?
Какие-то там арабы для кремлевских — это вообще не люди. Недавние бомбардировки Алеппо это показали. Просто на тот момент ядерное оружие не было необходимости применять. А если бы решили, что необходимость такая есть, то сбросили бы, не рефлексируя. Это говорит о том, что в головах российской правящей элиты снято табу на применение ядерного оружия, которое существовало еще с советских времен. Тем самым складываются все необходимые технические и идеологические составляющие, необходимые для экспансии.
То есть, они готовы применять ядерное оружие и против стран НАТО, например?
Это зависит от того, какая это страна НАТО. Что для них главное? Главное, чтобы не началась глобальная ядерная война, в которой ядерный удар был бы нанесен по Москве, главное даже не Москва, как таковая, а места типа Барвихи, где находятся их особняки. Но на размен тактическими ядерными ударами, даже если ответные удары будут нанесены по каким-то российским воинским частям, они вполне готовы. Это для них не страшно. А Москву не будут бомбить до тех пор, пока, как они считают, не существует угрозы нанесения российского ядерного удара по Нью-Йорку, Парижу или Лондону.
При этом, если российские ядерные бомбы взорвутся на территории Украины, Литвы, Латвии или Эстонии, то в Кремле думают, что Запад не ответит, даже несмотря на то, что балтийские страны входят в НАТО.
Следующий важный этап по подготовке российского государственного механизма к тотальной войне — это автаркия, переход на самообеспечение. То, что сейчас активно пытается делать Путин. Все эти вещи, которые вызывают у многих смех — например, перевод российских чиновников на использование российского софта, или отказ от западной импортной элементной базы в российских системах вооружения, — очень серьезные вещи. Это ничто иное, как подготовка страны к моменту, в который она будет находиться в состоянии конфронтации с большей частью остального мира.
Вы считаете, что этот процесс необратим?
Это звучит парадоксально, но спасает на самом деле мир то, что у власти в России находится КГБ. Правда, происходит это отнюдь не в силу каких-то выдающихся интеллектуальных и профессиональных качеств представителей этого класса — как раз наоборот, в силу его выдающегося непрофессионализма и некомпетентности. Кстати, это отнюдь не только российская особенность. Из истории 20 века мы можем назвать целый ряд выдающихся государственных деятелей, которые свою карьеру начинали как профессиональные военные, начиная с генералов Франко и Пиночета до генералов Эйзенхауэра и Ицхака Рабина. Но едва ли найдем хоть одного выходца из спецслужб. Это объясняется тем, что хотя спецслужбы — очень важный политический и социальный механизм, они являются не созидательными, не творческими по своей сути. Они хорошо умеют воровать (в том числе государственные секреты), используя в своей деятельности одинаковые с преступным миром методы. Именно поэтому российская власть так хорошо слилась с криминалом — потому, что они друг друга хорошо понимают. В социальной области они заточены не на создание новых общественных процессов, а на консервацию старых.
Причем делают это крайне неэффективно. Если, например, мы посмотрим на историю 20 века, то еще больше чем бывших военных, мы увидим у власти бывших революционеров — то есть всех тех людей, которых спецслужбы должны были не допустить до власти. Но оказались бессильными что-то сделать.
Второй спасающий мир фактор — это ужасное качество российской правящей элиты. Если она находится на совершенно неандертальском уровне и по кругозору, и по культурному уровню даже в Москве, то можно представить себе, что представляет собой эта «элита» в российской провинции. Например, я знаю как минимум два примера, два крупных российских региона, где высокие руководящие позиции занимают бывшие профессиональные проститутки, в одном случае чиновница такого происхождения руководит образованием и культурой. При этом бывших бандитов в российском правящем слое просто не перечесть. Поэтому любая модернизация, как авторитарная, так и демократическая, в России возможна после тотальной чистки правящей элиты и замены ее новыми людьми.
А есть ли такие люди?
Такие люди есть. И есть несомненный социальный заказ на такую чистку во втором, более молодом эшелоне российских элит. Но пока мы видим, что этого не происходит — в том числе и потому, что российский правящий слой инстинктивно понимает нависшую над ним угрозу и саботирует любые радикальные изменения. В данном случае этот саботаж — благоприятный фактор, так как, пожалуй, он является последним предохранителем на пути развязыванием экспансионистской войны. Остается лишь вопрос: пойдет ли Путин на такие решительные шаги по зачистке элит — или нет?
Путин не боится проливать кровь своего народа, он не боится проливать кровь граждан других стран, но он, как показала практика, не готов пускать под нож тот правящий класс, который привел его к власти.
Пока он старался избегать каких-либо действий, которые бы радикально задевали интересы верхнего российского правящего слоя. Но Путина вполне могут заменить на того человека, который не остановится перед необходимостью зачистки старой элиты, даже если это будет сопряжено с резней, сопоставимой со сталинскими чистками 1937 года. И если это произойдет, что вполне возможно, в том числе по естественным причинам (Путин уже немолод), и на смену Путину придет более жесткий и решительный человек, то тогда можно ожидать массовой чистки правящей бюрократии, а после этого уже можно ожидать большой войны. И это понимаем не только мы с вами. Буквально несколько дней назад я разговаривал с одним из кремлевских экспертов, и он мне говорил следующее: нужна чистка. Я ему отвечаю — чистки не будет, Путин на это не решится. Он мне: Путин не решится, кто-то другой решится, есть социальный запрос.
К чему может привести реализация наиболее вероятного сценария?
Этот сценарий может привести к самым катастрофическим последствиям — прежде всего, для самой России. Так как Россия сейчас находится в той же самой ситуации, в которой находились гитлеровская Германия и императорская Япония — перед началом своей экспансии, которая, как известно закончилась для них полным разгромом, унижением и утратой значительной части территорий, и внешним управлением. Причем аналогия еще более полная, потому что и Германия 30-40-х годов 20 века, и Япония того же периода были полностью регрессивными проектами, даже по сравнению с большевистской, сталинской Россией, которая внутри тоже, разумеется, была регрессивным проектом, в частности, в экономике, отбрасывающим общество даже не в 19 век, а в эпоху рабовладельческого строя.
Но ее внешняя сторона, обращенная к внешнему миру, несла в себе элементы модернизма. И ее пропаганда весьма умело это использовала и нередко склоняла на свою сторону общественное мнение западных стран, включая достаточно влиятельных интеллектуалов.
Гитлер и его окружение рассматривали величие страны в категориях прошлых столетий, как военные завоевания и последующую сельскохозяйственную колонизацию. Им грезилась картина будущего, в которой немецкие фермеры-колонисты, образно говоря, распахивают черноземы на запряженных украинских рабах. Примерно также мыслила и японская элита тех лет. Они хотели отбросить человечество в прошлое и тем самым воспринимались человечеством как самая большая угроза, даже более страшная, чем коммунизм, и впоследствии эти страны были подвергнуты полному переформатированию.
Путинский проект, как и гитлеровский, сегодня полностью обращен в прошлое. Российский правящий класс мыслит в категориях 19 века, когда успех страны оценивался по масштабам ее территориальной экспансии. То, что в 21 веке главным капиталом являются технологии и информация, элита, стоящая у руля России, абсолютно не понимает. Очевидно, что экспансионистский проект России сегодня (как и нацистский проект в свое время) является попыткой вернуть человечество назад — и эта попытка вызовет абсолютно такую же реакцию со стороны человечества, которая закончится полным разгромом и полным переформатированием России.
Насколько вероятен подобный сценарий?
В 1938 году, когда после аншлюса Австрии стало ясно, что Гитлер на этом не остановится, следующей жертвой его политики будет Чехословакия, в результате чего неизбежно Германия будет втянута в большую европейскую или даже мировую войну, против фюрера был сформирован заговор военных, который возглавил начальник Генерального штаба Франц Гельдер. Профессиональные военные прекрасно понимали, что Германия не в состоянии выиграть подобную войну. Она не может воевать даже против одного Запада, а тем более на два фронта. Ожидалось, что если Гитлер выдвинет ультиматум Чехословакии, то после этого он будет арестован военными.
И если бы Запад занял тогда жесткую позицию, то скорее всего, так бы и произошло. Однако вместо этого имел место «мюнхенский сговор», когда Чемберлен и Даладье фактически отдали Гитлеру Чехословакию, что им было воспринято, как карт-бланш на дальнейшую экспансию.
Та позиция, которую по отношению к России занял Запад (он, начиная с агрессии России против Грузии в 2008 году, а на самом деле еще раньше — со времен войны в Чечне — боится назвать Россию оккупантом и предпочитает вместо этого пользоваться какими-то туманными отговорками), лишь поощряет Путина на продолжение его экспансии. Путин видит, что Запад пусть и не одобряет его действия на словах, но де-факто готов с ними смириться. И в понимании Путина это означает, что он может сделать следующий шаг — тем более, что к этому его толкает объективная ситуация в мире и в самой России, о которой мы говорили выше. Между тем, более жесткая и бескомпромиссная позиция Запада в отношении Путина, как и в случае с Гитлером, могла бы предотвратить гораздо более катастрофические события. Сегодня, как мне кажется, может быть уже поздно.
