Метка: Франсуа Олланд

Телефонный разговор президентов Франции, Украины, России и федерального канцлера Германии завершился решением провести в Париже встречу нормандской четверки 2 октября. Это решение демонстрирует, что в разрешении конфликта на Донбассе намечается некий новый поворот, требующий совместных гарантий, пишет Виталий Портников для ЛигаБизнесИнформ.

Если бы речь шла исключительно о ритуале, руководители стран четверки могли бы ограничиться ритуальной встречей “на полях” юбилейной Генеральной Ассамблеи ООН в Нью-Йорке во второй половине сентября. Собственно, именно такой формат и предусматривался после недавней встречи Ангелы Меркель, Франсуа Олланда и Петра Порошенко. Судя по комментариям участников этой встречи, они не ожидали от Владимира Путина даже намека на конструктивный подход. Собственно, сам факт трехсторонней встречи указывал на отсутствие этого подхода. После нее Ангела Меркель обещала всего лишь ознакомить Владимира Путина с ее итогами — хотя какие могут быть реальные итоги, когда тот, от кого зависит прекращение войны, во встрече не участвует?

Однако с тех пор произошел целый ряд событий, свидетельствующих о том, что Россия если не ищет выход из тупика в Донбассе, то пытается имитировать этот выход. Среди этих событий был и трехсторонний телефонный разговор Олланда, Меркель и Путина 29 августа. Именно этот разговор мог послужить отправной точкой для подготовки новой встречи глав государств, так как главным требованием западных участников беседы было прекращение огня в Донбассе. То, что диалог был именно трехсторонним, должно было продемонстрировать, что на Западе прекрасно понимают, кто именно стреляет и дестабилизирует ситуацию в регионе. И после телефонного разговора интенсивность огня со стороны российских войск и их наемников действительно резко снизилась, а президент Франции заговорил даже о возможности отмены санкций против России в случае исполнения ею минских соглашений. Олланд — весьма осторожный человек и он не стал бы показывать Путину эту морковку — даже издалека — если бы не ощущал, что кремлевский упрямец действительно близок к отступлению и нуждается в поощрении цивилизованного мира.

У Путина действительно очень сложная ситуация — пожалуй, самая сложная с момента передачи ему власти Ельциным. Экономика страны достаточно быстро скатывается к пропасти — и уже советники Путина говорят о фактическом отсутствии в стране золотовалютных резервов для поддержания курса национальной валюты.

До прекращения государством своих социальных обязательств осталось не так уж много времени, а в Кремле хорошо помнят, что происходит с россиянами, когда бравурные телевизионные истерики не сопровождаются выплатой привычной пайки — пенсий и бюджетных зарплат. При этом на этот раз в условиях экономического краха денег на выплату не подтверждаемых трудом доходов не будет и у так называемых российских частных компаний — а это означает, что Россия вновь окажется в привычной мгле бунта и дестабилизации. И Путин может хотеть если не избежать этого — потому что на случай бунта у него есть рецепт его подавления и установления настоящей репрессивной диктатуры — то хотя бы оттянуть крах. А для этого ему действительно необходимо если не добиться отмены санкций, то избежать введения новых и пророссийскому лобби в западном мире основания для требований о возобновления полноценного сотрудничества с Кремлем — собственно, это как раз то, что сделал сегодня Николя Саркози.

Еще одной серьезной проблемой для Путина становится Ближний Восток. И вопрос тут не в стремлении российского президента продемонстрировать западному миру свою полезность в противостоянии с Исламским государством — тут как раз комментаторы заблуждаются, Путин менее всего склонен к таким демонстрациям. Но для него важна другая — “чисто пацанская” этика. В отличие от Мубарака или Каддафи, давно уже наладивших успешное сотрудничество с Западом и отвернувшихся от Кремля — режим Асада до последнего был верен модели 70-х годов прошлого века — почти идеологической модели взаимопонимания двух тоталитарных режимов. И для Путина быть просто свидетелем крушения режима своего последнего ближневосточного союзника — от рук светской оппозиции или Исламского государства — означает продемонстрировать всему миру, что на Кремль больше надеяться нечего и максимум, на что способны в Москве — так это на кражу кошелька в симферопольском троллейбусе или донецком автобусе.

А роль Шуры Балаганова — не та роль, на которую претендует наш кремлевский Киса Воробьянинов. В этой постановке Киса хочет быть Остапом Бендером.

Но ресурсы кремлевского авантюриста действительно ограничены. Для задействования войск в Сирии Путину необходимо успокоение на Донбассе. Другой вопрос — успокоение какого рода? На какие уступки готов пойти российский президент, хочет ли он действительно избавиться от оккупированных территорий и смириться с их интеграцией в Украину — ведь понятно, что в случае вывода войск и окончательного бегства моторол всех мастей “народные республики” растают как дым — или же Путин попытается заморозить конфликт, предложив исполнять “Минск-2” до бесконечности? И согласятся ли с этим западные партнеры, для которых бесконечность и отмена санкций — не синонимы, а вот урегулирование и отмена санкций — как раз близкие понятия?

Думаю, Путин и сам об этом еще не знает. Тем более, что события развиваются стремительно и к моменту его встречи с Олландом, Меркель и Порошенко будет наблюдаться совсем другая диспозиция, чем сегодня. На поведение российского президента на новой встрече будут влиять цена на нефть, количество оставшихся в казне средств и развитие ситуации на Ближнем Востоке.

Да, и еще развитие внутриполитической ситуации в Украине — для дестабилизации этой ситуации сейчас будут брошены все резервы.

Я не исключаю, что до второго октября Путин не будет стрелять.

Но будет, как говорится, раскачивать лодку — потому что ему важно, чтобы на встречу в Париже Порошенко прибыл без ощущения перспективы и готовый к новым уступкам. В этом и состоит тактика — в ситуации, когда на уступки должна пойти Россия, заставить пойти на них Украину. И на это сейчас будут работать все, кого можно задействовать — от самых антиукраинских шовинистов до самых патриотичных патриотов.

Ставки в октябре действительно велики.