Александр Евсеев, Украинский Институт Будущего
Решение Международного Суда ООН, оглашенное вчера в части временных мер по делу Украина против России, вызвало бурю эмоций: от традиционно негативных у блогеров и аналитиков до сдержанно-оптимистических – у чиновников. Тем не менее известная сложность международно-правовой материи, ее изолированность в общественном сознании поставили большую часть граждан Украины в тупик, поскольку в данном случае нащупать водораздел между «зрадой» и «перемогой» неинформированному человеку крайне затруднительно. Отчасти этому способствует противоречивость практики самого Международного Суда, который за 70 лет своей деятельности трансформировал ее весьма радикально.
Поэтому попытаемся, отбросив закономерные симпатии к украинской стороне и прямо противоположные – к российской, «без страха и предубеждения» разобраться в том, что же на самом деле сказал Международный Суд.
1. Как известно, все судебные акты делятся на итоговые, в которых содержится ответ по существу вопроса, поставленного государством при обращении в Международный Суд, и промежуточные, в которых решаются вопросы, касающиеся не существа дела (виновата ли Россия в нарушении двух международных конвенций или нет), а условий, предпосылок, порядка рассмотрения обращения и т. д. К числу последних как раз относятся постановления о временных мерах, принимаемые Международным Судом в особой процедуре.
2. В свою очередь, цель временных мер состоит в том, чтобы защитить права сторон и не допустить действий, которые могли бы нанести такой ущерб предмету спора, после которого возможное решение Международного Суда (вне зависимости от его содержания !) потеряло бы смысл. Например, в деле Лагранд, в котором шла речь о возможной казни гражданина Германии в США (штат Аризона), постановление о временных мерах, вынесенное Международным Судом в рекордные 24 часа, запрещало лишать его жизни до постановления окончательного решения по существу спора.
Аналогична природа временных мер и в украинском деле.
Наша страна устами заместителя министра иностранных дел Е. Зеркаль на всем нам памятных слушаниях в начале года ходатайствовала о назначении временных мер в отношении России до тех пор, пока Международный Суд не примет окончательного решения. Среди них были указаны обязанности впредь воздерживаться от финансирования террористических организаций ДНР/ЛНР, поставки им оружия и амуниции, не допускать дискриминационных мер в отношении крымско-татарского населения, не осуществлять в дальнейшем каких-либо действий, дискриминирующих людей или группы лиц на тех территориях, над которыми Россия осуществляет эффективный контроль, и т. д. – всего 9 мер по двум конвенциям (Конвенции о борьбе с финансированием терроризма и Конвенции о ликвидации всех форм расовой дискриминации).
3. Во вчерашнем решении Международный Суд 13 голосами против 3 постановил, что Россия, исходя из взятых на себя обязательств по Конвенции о ликвидации всех форм расовой дискриминации, должна воздерживаться от сохранения или введения новых ограничений в отношении права крымско-татарского сообщества иметь свои представительные учреждения, включая Меджлис, и единогласно – обеспечить доступ к образованию на украинском языке. Знаменательно также, что Суд единогласно подчеркнул, что обе стороны спора обязаны воздерживаться в будущем от каких-либо действий, которые могут усугубить или расширить уже имеющийся конфликт.
В назначении же временных мер по Конвенции о борьбе с финансированием терроризма Украине было отказано полностью, что, в известной степени, можно оценивать как тактическое поражение нашей команды юристов.
4. Почему мы говорим «тактическое» поражение и насколько оно будет определяющим для итогового решения Суда, вынесение которого может занять долгие годы (например, в деле Грузия против России – около 3-х лет) ?
Сразу оговоримся, что постановления о временных мерах, какова бы ни была их формулировка и в чью бы пользу они не принимались, по определению не могут даже в предварительном плане повлиять на решение по существу. Как подчеркнул в своем решении Международный Суд, сделанные им вчера в рамках процедуры временных мер выводы имеют характер prima facie (на первый взгляд) и, как следствие, могут быть полностью пересмотрены. Кроме того, в том же постановлении Суда об указании временных мер содержится специальный пункт, в котором говорится о том, что оно ни в коей мере не предопределяет ни вопросов юрисдикции или приемлемости, ни вопросов существа дела.
Скажем, в грузинском деле 14 августа 2008 года Грузия обратилась с просьбой об указании временных мер.
Суд, признав наличие у него prima facie юрисдикции в постановлении от 15 октября 2008 года, адресовал такие меры обеим сторонам (и России, и Грузии). Но уже в решении от 1 апреля 2011 года Суд, в отличие от позиции, занятой в постановлении о временных мерах, пришел к заключению об отсутствии у него юрисдикции по делу.
5. Очевидно, что наиболее болезненным для нашей страны является отказ Суда назначить временные меры в отношении России по Конвенции о борьбе с финансированием терроризма. Аргументация Суда в данном вопросе сводилась к следующему: для того, чтобы добиться назначения временных мер, государство обязано доказать правдоподобность прав, защиты которых оно добивается. Иными словами, Суду следует убедиться, что права государства, которые являются предметом спора по существу и которое оно стремится защитить, соответствуют правам, в принципе признаваемым международным правом за государством, и в силу этого, вероятно, принадлежат стороне дела в конкретных обстоятельствах.
В ходе судебного процесса Россия утверждала, что конкретные права, на которые претендует Украина в соответствии с Конвенцией о борьбе с финансированием терроризма, не являются правдоподобными. В частности, по мнению России, жертвы среди гражданского населения, о которых говорится в жалобе Украины, были вызваны неизбирательными обстрелами районов, контролируемых обеими сторонами, а не актами терроризма в значении указанной Конвенции. Более того, Украина неверно описала характер дела, ошибочно апеллируя к Конвенции о борьбе с финансированием терроризма. По мнению Российской Федерации, имеющиеся факты попадают непосредственно в сферу действия международного гуманитарного права и права вооруженных конфликтов.
Не случайно, доклады о ситуации с правами человека в Украине, подготовленные такими организациями, как Управление Верховного комиссара ООН по правам человека, ОБСЕ и Международный комитет Красного Креста, сплошь и рядом ссылаются на необходимость «уважать международное гуманитарное право», но никогда не квалифицируют происходящее, как террористические акты.
В своем решении Суд подчеркнул, что что по крайней мере некоторые из утверждений, сделанных Украиной, по-видимому, могут подпадать под сферу действия обозначенной Конвенции ratione materiae (предметная сфера). По мнению Суда, вышеупомянутых элементов достаточно даже, чтобы установить prima facie наличие спора между сторонами относительно толкования и применения Конвенции. Однако от наложения временных мер Суд все-таки отказался на том основании, что потребовать от другого государства-участника Конвенции (в данном случае – России) сотрудничать с ним в предотвращении определенных видов деяний можно только в том случае, если такие деяния являются террористическими в узком смысле статьи 2 упомянутой Конвенции. Украина же пока не смогла доказать Суду, что столкнулась с терроризмом в его чистом виде.
Более того, Суд напомнил сторонам, что в своей резолюции 2202 (2015) Совет Безопасности ООН одобрил «Пакет мер для реализации Минских соглашений», принятых и подписанных в Минске 12 февраля 2015 года.
Поэтому Суд вправе ожидать, что стороны индивидуальными и совместными усилиями будут работать на полную реализацию этого «Пакета мер» в целях достижения мирного урегулирования конфликта в восточных регионах Украины.
6. Каким же будет контроль за теми немногочисленными мерами, наложения которых на Россию мы все-таки добились ?
Пункт 2 статьи 41 Статута Международного Суда предполагает, что меры, указанные Судом, доводятся до сведения не только сторон, но и Совета Безопасности ООН. Осуществляется это через Генерального секретаря Организации. Однако в системе процессуального права Международного Суда указанные нормы имеют все-таки исключительно формальное значение. Если в отношении итоговых решений Суда Устав ООН устанавливает, что в случае их несоблюдения Совет Безопасности, по обращению одной из сторон дела, «может, если признает это необходимым, сделать рекомендации или решить о принятии мер для приведения решения в исполнение», то подобных полномочий Совета Безопасности применительно к временным мерам, к сожалению, не предусмотрено.
