Минуту назад закончилось совещание в моем кабинете: комбаты продолжали толпиться – одни выходили, другие заходили. Я курил сам и позволял это делать другим. Окурки как прибитые дохлые мухи валялись по всем углам.
В приёмной и коридоре стоял гул. Работники Фонда обороны обрабатывали казалось бы нескончаемые заявки комбатов, и начальников их штабов.
Командующий сектором задержался в моем кабинете. Он сказал, что 5-го приказано взять Иловайск. Мы стояли у карты региона, и он сухо, без деталей, рассказывал о своем видении проведения операции. Это было необходимо, чтобы спланировать логистику по снабжению Иловайской группировки, и мне важно было знать, в какой точке и в какое время понадобится помощь ОДА – по доставке боеприпасов, техники, питания, средств медпомощи. Были также выбраны точки, куда мог бы приземляться воздушный транспорт для скорейшей эвакуации раненых.
Командующий ушел. Стало тихо. Я сидел один за столом, потупив взгляд в какую-то шифрограмму. Я чувствовал легкое недомогание и тошноту. Это была не усталость, скорее выброс адреналина, прокатившийся волной по телу, когда охватывает сильное волнение или страх. Ещё год назад, даже в самых страшных мыслях я не мог себе представить, что буду сидеть в этом кабинете и отправлять людей на полномасштабную войну – за 200 км от этого кабинета. В эти дни, начиная с первых чисел августа 2014-го вплоть до 24 августа Фонд обороны отгрузил невероятное количество сухпайков, прицелов, биноклей, аптечек, средств защиты и еще Бог знает чего. Игорь Коломойский и Приватбанк выделили инкассаторские бронемашины. Я старался обеспечить ими командиров батальонов, а также командующего сектором и старших офицеров. Не хотелось бы, чтобы эта информация была извращена, или использована против меня, но могу признаться, что все материальные ценности выдавались Фондом Обороны с такой оперативностью, что некогда было оформлять товаротранспортные документы, приходные ордера и накладные. Время шло на секунды. Очередь военных в моем кабинете заместила очередь людей в деловых костюмах. Приходилось откладывать строительство дорог и прочие хозяйственные вопросы.
Вот тогда и возникло ощущение полномасштабной войны.
Военная операция затягивалась. Критически не хватало войск. Распоряжением командующего были переброшены сформированные батальоны территориальной обороны – 39 и 40-ой Кривбасс. В их задачу входила организация блокпостов в направлении Иловайска и при обходе его, а также укрепление населенных пунктов Кутейниково и Старобешево. Ставка сектора Б переместилась также в Старобешево. Я старался поддерживать каждодневную связь с командующим сектором и командиром батальона Днепр Юрием Березой. Когда мы созванивались я неоднократно слышал как по их позициям наносились удары. Противник бил градами.
Разведка в те дни уже точно докладывала о том, что Иловайск очень укреплен и взять его будет непросто. Было принято решение, что батальоны Донбасс, Днепр и другие начнут просачиваться с разных направлений в Иловайск. Чтобы разбить укрепрайон противника по их наводке начнет работать артиллерия.
С 15-тых чисел августа батальоны Донбасс и Днепр зашли в Иловайск. Тогда же поступило сообщение, что ранен Семен Семенченко, командир батальона Донбасс. Семенченко немедленно эвакуировали в больницу Мечникова вертолетом. Кроме военных вертолетов, была задействована частная авиация, которую предоставил Коломойский, Борис Филатов и другие бизнесмены. Это позволило получить разрешение на полеты для частной авиации после согласования с командованием военно–воздушных сил Украины.
Иногда, по вечерам мы собирались у меня в кабинете – члены нашей команды, волонтёры, военные. Часто захаживал губернатор. Мы часами говорили о положении на фронте. Он интересовался, с кем я разговаривал, мы рассматривали карты, которые висели у меня в кабинете и дискутировали как было бы целесообразней проводить эту военную операцию. Это были просто мысли вслух, поскольку все решения на тот момент принимало командование Генштаба.
— Добрый день, Юра.
— Здравствуйте Геннадий Олегович!
Таким диалогом начиналось каждое мое утро.
Журналист Юрий Бутусов, который не спал до 4 утра, всегда появлялся до начала оперативного совещания и располагался в моем кабинете. Он просто сидел и работал, изредка отрывая глаза от компьютера, и время от времени обращая внимание на то, что происходило у меня в кабинете.
Иногда, Юра давал какие-то советы. Несколько раз он выезжал на передовую в Старобешево и другие участки фронта для того, чтобы своими глазами оценить обстановку. Он всегда охотно увозил с собой различные материальные ценности – планшеты для артиллеристов, ночники, прицелы и другую высокоточную технику для различных подразделений.
В районе 20-х чисел Юрий Береза сообщил мне по телефону о том, что войска сектора Д массово отступают. А уже в ночь с 23 на 24 августа произошло вторжение российских войск – сразу по нескольким направлениям: в сектор Д и в сектор М.
25 числа поступила информация, что Иловайская группировка войск уничтожила ротно-тактическую российскую группу и были взяты в плен 10 российских десантников. Их немедленно переправили в штаб АТО. Они стали живым доказательством российского вторжения. Это было важно еще и потому, что руководство Генштаба до последнего не верило в полномасштабное вторжение российских войск. Все разведанные которые регулярно начали поступать с средины августа, от СВР и других подразделений военной разведки напрочь отвергались. Более того, подобная информация истолковывалась как паникерство и трусость.
Ситуация развивалась стремительно. Российские подразделения очень быстро захватили весь сектор Д, а также населенный пункт Кутейниково, располагавшийся в секторе Б, выбив оттуда 39 БТРО. Части батальонов Днепр, Донбасс, Миротворец, Херсон и др, оказались в мешке в самом Иловайске. Снабжение было уже невозможно. У военных заканчивались боеприпасы, продукты питания, вода. Кураторы батальонов , Николай Колесник и другие каждый день рисковали своей жизнью ради обеспечения войск всем необходимым.
24 числа по телевизору транслировали парад. Я смотрел на это, а внутри у меня было ощущение циничного предательства. Мне казалось, будто в Иловайском котле какой то злой рок, как специально, собрал все добровольческие батальоны, а также батальоны терробороны, сформированные в Днепропетровской области (39 БТРО, 40-ой БТРО Кривбас) для того, чтобы они остались там навсегда.
Эта мысль потом часто крутилась в моей голове, но все же считаю ее беспочвенной.
Помню, как губернатор Коломойский обрывал все желтые телефоны в своем кабинете. Я делал то же самое. Мы пытались кому-то дозвониться, и убедить в необходимости дать приказ на вывод Иловайской группировки, чтобы избежать крупных человеческих потерь.
Я полагаю, что в тот момент командование Генштаба просто вошло в ступор: приказ — стоять до последней капли крови они дать не могли — это «несовременно.» Но и приказывать отходить и спасать жизнь личному составу они тоже не давали, наверное, боялись ответственности. Я пытался выйти на командующего сектором, но связь уже к тому моменту стала эпизодичной.
В одном из боев были взяты в плен еще трое российских солдат. Они были ранены. Уже 27-го с боями было занято Старобешево, где были понесены существенные потери батальонами территориальной обороны. Я помню три адских дня и три ночи. Мы не все не спали. Потом обращение Путина к ополченцам о прекращении огня и предоставлении «зеленого коридора» для выхода украинских войск и добробатов. Я помню, как раненый Семенченко ездил на встречу с президентом и вернулся с новостью о том, что будет «зеленый коридор». Позднее, командующий сектором делился со мной, как у него происходили переговоры с представителями российских регулярных войск и о том, как российская сторона в последний момент изменила условия выхода, потребовав сложить оружие. О том, как было принято решение выходить из Иловайска тремя колонами, сохраняя боевой порядок. С флагами Украины. Я выслушивал десятки историй от очевидцев, рассказывавших как российские войска любезно пропускали выходящих из окружения, а после бездушно расстреливали наших как уток на охоте — из всех видов вооружений.
Я никогда не забуду, как мне пришлось говорить по телефону с человеком, с позывным Царь. Он представился министром обороны ДНР. Мне терпеливо пришлось выслушивать от этого негодяя массу словестных унижений. Только ради того, чтобы договориться с ним не убивать остатки наших частей и добробатов, рассеянных по посадкам Многополья, Ново-Екатериновки и Червоносельского. Я искал способ, как довести до наших солдат информацию, чтобы они сложили оружие и сохранили свои жизни. А потом в течении полугода мы вытаскивали ребят из плена при помощи миссии Офицерский Корпус и других волонтёров. Помню как вернули раненного Володимира Парасюка и др.
От Березы и Хомчака не было никаких известий. Команда ОДА совместно с Правым Сектором Андрея Денисенко и Дмитрия Яроша формировали партизанские группы, которые в гражданском заходили на оккупированную территорию, чтобы найти небольшие группы военных. Те прятались в посадках и кукурузных полях и в различных населенных пунктах. 29 августа, ровно два года назад, генерал Наев начальник штаба сектора Б, сообщил мне о том, что командующий сектором и командир батальона Днепр живы, и в ближайшее время их заберут вертолетом из населенного пункта Комсомольское.
По официальным данным, в Иловайском котле погибло 366 человек, пропало без вести 158. В первые дни после окончания трагедии различными волонтерскими группами Офицерский корпус с Владимиром Рубаном, Черный тюльпан и красным крестом было вывезено около 430 раненых.
Считаю некорректным давать оценки этим данным, однако от себя хочу заметить, что морги Днепропетровска и Запорожья не справлялись с количеством останков, поэтому было принято решение часть тел держать в рефрижераторных секциях в одном из тупиков Днепропетровского вокзала. Вот тогда впервые Фонд обороны начал системно закупать черные мешки. Мне сложно описать, что я тогда чувствовал. Однако до сих пор я где-то ощущаю и свою вину в этой трагедии. Сегодня мне кажется, что мы могли бы сделать больше, чем тогда сделали, и спасти больше наших людей.
В начале сентября президент пригласил меня на встречу вместе с командующим сектором генералом Хомчаком, но об этом как-нибудь в другой раз…
Я не берусь кого-то обвинять в этой трагедии. На войне бывают ошибки. Страна только училась себя защищать. Обидно то, что ни один политик, так и не извинился перед женами и матерями погибших. Лично для меня эта трагедия стала обнулением всей предыдущей моей жизни. Казалось, что все прошлое превратилось в пепел и осталось на дне Иловайского котла. В голове до сих пор крутится — Старобешево, Кутейниково, Гранитное. Никогда не забуду название этих населенных пунктов.
Спустя еще несколько месяцев командующий сектором подарил мне прожженные и прострелянные украинские флаги, которыми была украшена техника, на которой выходили из окружения. Знаете, что он сказал, когда передавал мне флаги?
— Я не мог доставить террористам такое удовольствие, чтобы в плен попал целый генерал армии. Я бы скорее пустил себе пулю в висок.
А в Украине уже начинался новый политический сезон….
Нет, конечно мы можем представить себе некую «юридическую новеллу «типа» привлечение к ответственности НЕгражданина Украины через соучастие в госизмене, но… Боюсь международные инстанции точно останутся глухи к подобной фантастике исходящей из уст ботов в соцсетях или экспертов с провластных телеканалов…Ну да Бог с ним, с новеллами. Ни о них сейчас речь. Речь о клоунах.
