Переживаемое сейчас Украиной и Россией время, пожалуй, наиболее болезненно в эпоху глобальных перемен. Это переход кризиса в рутинное состояние. Но лишь тогда становится понятно, кто есть кто и что происходит. Да, принято считать наоборот: мол, люди проявляют себя в критические моменты, когда высокий пафос и единый порыв… А вот ничего подобного. За высоким пафосом легко скрыть внутреннее гнилье, а в едином порыве спрятаться за всеми. Именно так — в массовом движении — и двигаются наверх преступники и проходимцы.
И нынешнее — относительно мирное время — порой оказывается более суровым, чем время военное.
В России давно уже нет места героическому пафосу и солидарности. Учителя Александра Бывшева из Орловской области осуждают за стихотворение в соцсетях, и все сочувственные сообщения об этом сопровождаются словами: текст не будет воспроизведен, поскольку суд признал его экстремистским. Автор призывал украинцев сопротивляться захвату Крыма. Дело было возбуждено по заявлению односельчан, выбивших у учителя все стекла в доме.
И ни один Навальный или Пархоменко, никто из витий и трибунов не подал голоса в защиту учителя. Вместо этого Навальный устраивает дебаты с Чубайсом, поражающие своей подлостью. А таковой следует считать любой разговор о ситуации в России, в котором не встречается слово «Украина». Прогрессивная общественность рукоплещет возрождению публичных диспутов в России.
Есть еще один способ обмана, самообмана и имитации — говорить о войне так, чтобы не говорить о войне.
Люди изготовляют километры стихов и тонны эссеистики о происходящем, где ни к селу ни к городу поминаются Кант и Хайдеггер, лишь для того, чтобы не говорить о главном: их страна — преступник. Агрессор, захватчик и террорист.
Честнее и лучше молчать. За молчание никто попрекнуть не смеет. Человек имеет право на молчание. Линор Горалик сказала: страшное не то, что мы взрослые, а то, что взрослые — это мы. Русские эстеты, интеллектуалы, фрондеры и прочая прогрессивная общественность за последний год так и не поняли, что не они варвары, а варвары — это они.
Но при этом одно надо понимать абсолютно ясно: 89% поддержки Путина — реальность. И русский, осуждающий нападение России на Украину, безусловно, выступает против своего народа и против всех традиций русской культуры — от Пушкина до Бродского, от Ивана Аксакова до Георгия Федотова. Осуждение нападения России на Украину — выбор изгойства социального, культурного и исторического. И не только внутри России
Нынешнему поколению западных политиков, да и обществам, которые они представляют, не нравятся две страны: Украина и Израиль. Но их вполне устраивает Россия. Дело в том, что Россия своей нынешней политикой равновесие внутри сообщества цивилизованных государств не нарушает. Она позиционирует себя вне его границ, и потому кажется, что с Кремлем можно договориться — отдать то, что он хочет взять: доминирование на постсоветском пространстве.
Нынешнему поколению западных политиков нет дела до ценностей цивилизации и даже до цивилизационной идентичности. Речь Рейгана, в которой говорилось об империи зла, им просто смешна. В лучшем случае, они думают, что империи этой нет, хотя она возрождается у них на глазах.
Ино дело — зарождение украинской нации, явно претендующей на место в том сообществе, которому противостоит Россия. Это со всех точек зрения неприятное явление. Поддержка этого стремления означает определенность позиции и ясность ценностной ориентации, чего западные политики и общества совсем не хотят.
Такой же ясности и определенности требует и поддержка Израиля. И это тоже противоречит природе нынешней политики запада, в том числе и политики внутри собственных стран, по отношению к своему электорату.
И еще одно надо признать русской прогрессивной общественности.
Россия и демократия не совместимы. Об этом свидетельствует ее собственный опыт. Цивилизованным странам придется отгораживаться от России и от всех, кто с ней связан, в том числе от прогрессивной общественности. От нее в первую очередь, а то кремль будет сердиться. Агитпроп поможет и уже помогает, если вспомнить кампании в Израиле и Украине. Диаспоры поддержат — зачем им новые понаехавшие?
Я верю в искренность тех, кто, ссылаясь на свой, в конечном счете, успешный опыт, советует эмигрировать. Более того, я верю даже словам некоторых из них, что можно ждать помощи от диаспоры. Но их опыт обнулен, как обнулен весь опыт прежнего мира. Все они уезжали и вживались в новое в умершем мире, в прежней жизни. В готовность нового мира принять беглецов и помочь им не верится.
В западном мире желательны мигранты иноцивилизационные и инокультурные — у одних есть ниша, у других есть занятия, они по-своему интегрированы в новый мир. Ино дело — те, кто едут и поедут из России. Это очень разные люди, но они будут стремиться к интеграции в резидентный социум (мой авторский термин), а не в отведенные этим социумом ниши. Старый мир это еще как-то позволял. Новый — вряд ли. Это, разумеется, не касается тех, кто по-прежнему будет появляться на западе с большими деньгами. Что же насчет политики и контактов между представителями общественности, то запад будет контактировать только с теми, кого кремль, как в советские времена, выдвинет в качестве посредника. Имена из прошлого и настоящего известны, чего их лишний раз называть.
Вспомним украинский опыт: эйфорию по поводу евроассоциации и реальность еврокапитуляции. А как еще можно назвать упорные требования Меркель и Олланда о немедленном предоставлении особого статуса Донбассу, то есть о разделе, расчленении Украины? Впереди вторая Ялта и второй Хельсинкский акт — признание кремля гегемоном и гарантом стабильности в Восточной Европе.
Одного запад тогда не учел: агрессия и экспансия России порождены, в первую очередь, потребностями внутреннего управления. От Хельсинки до Кабула не прошло и пяти лет.
От этого просчета живущим здесь легче не было. И сейчас не будет. Не будет легче и живущим на западе. Говорить об этом не с кем и некому: что на западе, что в России. В перестройку, в конце восьмидесятых, на интеллектуальном рынке ходовым было неожиданное и новое, стимулирующее мыслительный процесс читателя. Сейчас спрос на ожидаемое и успокаивающее, отключающее мозги. Лучший товар — тщетные надежды, «все будет хорошо», «все устроится само собой».
Нынешний русский тоталитаризм оседлал и поставил себе на службу исходно антитоталитарную массовую культуру, противопоставившую при своем зарождении свободную коммерцию идеологическому диктату. Причем сделал это русский тоталитаризм без особого насилия, путем общественной саморегуляции, в ходе которой из свободного обсуждения были выведены все общественные ценности.
Истина, добро и красота стали товаром не по президентскому указу и не всегда в угоду власти. Ученые отказываются от адекватной оценки происходящего в стране и мире, потому что публика не хочет заморачиваться. Торговля красотой не нуждается в особых рассуждениях — это сделайте нам красиво во всевозможных вариантах.
А вот добро… ну, чем Глинка-Поскребышева и Хаматова — не коммерсанты, вступающие в сделку с властью на административном и пропагандистском рынке?
Ставка власти на массовую культуру обозначилась еще до Путина, стала главной при Суркове и дала результаты ныне. Те, кто пытается еще этому сопротивляться, — а это те же люди, которые, по меньшей мере, не участвуют в антиукраинском психозе, — сейчас будут изолированы не только от российского населения, но и от диаспоры. И от международной общественности. Кремлевский агитпроп всегда вел мощную работу в диаспоре. Сейчас заметнее всего борьба с русофобами и за поддержку кремля среди русскоязычных израильтян, но все это можно обнаружить и в других странах.
В Украине же, напротив, прослеживается активизация антирусских настроений в социальных сетях, призывы не вести никакого диалога с собеседниками из России. Эти и встречавшиеся до того тексты составлены весьма профессионально, но имеют одну особенность. К украинцам обращаются исключительно на русском языке. Как сказал один умный человек, отчеты на украинском не принимаются.
Между тем события последних дней требуют совместного обсуждения. В Украине мукачевский инцидент может перерасти в институциональный кризис. В России появились первые достоверные сведения об отказах некоторых военных воевать против Украины. Дело учителя Бывшева показывает, что публичное неприятие этой войны становится преступлением. И потому последнее дело — отказ от диалога между национально ответственными украинцами и русскими.
Дмитрий Шушарин
