Встреча старых друзей
Я ехал домой в один из районов Донецкой области. И на блокпосту возле Макеевки меня тупо сдали. Там стояла Марина, которая когда-то была у нас поварихой на полигоне — мы хорошо дружили, плечо к плечу, рука об руку. Сейчас у нее на руке был шеврон «Макеевская полиция».
Когда меня поставили на колени и спросили: «Марина, это он?», она посмотрела мне в глаза, я — ей в глаза. И она сказала: «Да, это он, украинский военный».
Обшмонали карманы, забрали паспорт, телефон и деньги, которые были. Отвезли туда, где раньше находилась прокуратура Макеевки. Мне сказали опустить голову, но я хорошо знаю город, потому узнал дорогу. По дороге мне говорили, что я не жилец и смертник.
Привезли и сразу начали кричать: «Мы привезли укропа!» Сбежалась куча людей— мужчины, женщины, молодые девчонки по 20 лет. Меня начали бить — не знаю, участвовали ли женщины, я закрывал голову руками.
Завели в здание, посадили на деревянный стул. Пришел очень огромный человек, такой кусок сала здоровый. Чеченец, темный, говорит с акцентом характерным. Он сказал мне: «Ты укроп, ты зенитчик». Я говорю, что нет, я не зенитчик. Он взял нож и начал потихоньку тыкать им мне в голову, туда, где волосы. Говорит: «Если сейчас не признаешься — я тебя буду потихоньку резать. Ты зенитчик, по твоей вине наши братья гибнут. Признавайся».
Они, по-моему, кроме зенитчика и наводчика вообще ничего не знают, всем это предъявляют.
Меня продолжали допрашивать, били очень сильно, использовали электрошок. Потом посадили снова на стул.
Здоровый говорит:
— Я своему отцу обещал ухо укропа.
Взял садовые ножницы и надрезал мое ухо.
Я с ухом уже распрощался, если честно. Но он его полностью отрезать не стал, только угрожал и надрезал. Избивали дальше резиновыми палками и электрошоком.
Фото: LB.ua
Потом позвали парня какого-то. Он начал зашивать мне ухо. Пока зашивал — снова куча вопросов. Этот огромный позвонил кому-то и сказал: «Красавчик, приезжай, у меня для тебя есть подарок».
Приезжает бородатый чеченец. Здоровый говорит ему: «Забирай, Красавчик, это подарок — укроп-зенитчик, наших лупит». Опять взяли шокер, палку и принялись меня бить.
Мои паспорт и телефон Красавчик забрал. В телефоне нашел мои фотографии в черной форме внутренних войск. Для них черная форма — это хуже некуда. Меня вывели во двор, снова били. Я один раз сознание потерял — водой отлили. От шокера, когда в голову бьют, быстро отъезжаешь.
«Мне укропа подарили!»
Надели на меня наручники. Вывели во двор и закинули в багажник. По дороге останавливались часто, видимо, на блокпостах, Красавчик кричал: «Посмотрите, что у меня есть, мне укропа подарили!» И заставлял меня поднимать голову, чтобы на меня смотрели.
Я поднимал. ДНРовцы — девчонки, пацаны, кричали, что я урод. Мол, как так, ты из Донецкой области, против своих воюешь, почему не бежал сразу, не перешел на нашу сторону?
Меня привезли в новое место — уже ночь была. Завели во двор и бросили посреди него. Сбежалась куча народу — снова как тараканы изо всех щелей. Все одеты по форме. Спросили, кто я. Начали опять заниматься этим дурдомом (обвинять и бить — прим. Ред.)
Вышел Красавчик и крикнул, мол, хватит его бить, я сам буду с ним разговаривать. Все мгновенно отошли, как будто собакам скомандовали сидеть. Красавчик поставил стульчик и начал рассказывать, что они знают все обо мне и моей части. Говорит: «Вы, укропы, воевать не умеете, а только умеете хорошо бегать. Так вот чтобы ты не бегал, я тебе прострелю в ногу».
И он смотрит мне в глаза. И стреляет в ногу — в ступню.
Сначала нога как камнем стала. Как онемела. Потом стала жечь и появилась резкая боль.
«Если ты сейчас правду не скажешь, — говорит, — я тебе прострелю коленки. Сделаю тебя инвалидом и отпущу к твоим с подарком».
Потом он позвал женщину-врача, она обработала мне ногу и вколола какую-то конкретную херню, после которой я еще 2-2,5 часа сидел во дворе в помутнении. Не знаю, что это было. Она сказала, что обезболивающее.
Бильярдный стол
Меня увели с этого двора, подняли крышку на земле и бросили в яму метра 4-4,5. На крышке было написано «Бильярдный стол».
Я понял, что не первый, кого держали в этой яме. Сильно пахло мочой и калом. Мне сказали присесть и руки положить на голову. Сказали: если встанешь — кинем тебе гранату. Ну, я сидел, мало ли что у них на уме, всю ночь на корточках до самого утра. Потом, когда немножко рассвело, мне разрешили руки опустить.
Только через два дня меня выпустили из ямы. За это время не кормили и не поили. Приходилось пить мочу. Там стояли пустые бутылки, писал в них и пил – так и выживал.
Дали умыться, доктор перевязала ногу. И меня бросили обратно в яму.
Роботы
На следующий день удалось осмотреться — увидел двор и людей. Раньше, в яме, я слышал, как кричали на каких-то «роботов», чтобы они шли строиться. Я сначала не понял, что за роботы.
Оказалось, что эти «роботы» были людьми, задержанными за что-то. Вот одного «робота», например, взяли на трамвайной остановке — трамвай сильно опоздал и человек не успел вернуться домой до комендантского часа. В ДНР же комендантский час. Забрали его как нарушителя, дали 25 суток работ — землю тягать, окопы рыть и так далее.
Фото: EPA/UPG
Блок-пост ДНР под Донецком
Всего роботов было человек 8-9, до десяти. Они часто менялись, одних отпускали — других привозили. Одну женщину запомнил — Оксану. Нам нельзя было говорить, но она сказала мне пару слов. Это от нее я узнал, что мы в Донецке, в Буденовском районе.
Святой
Меня покормили. Пока я ел, надо мной продолжали стоять парни с автоматами — мало ли, вдруг я сейчас убегу на одной ноге, я же «укроп». Потом они позвали какого-то Ящера — оказалось, что это тот, который угрожал кинуть гранату в мою яму. Он скомандовал опустить меня обратно в яму, там я пробыл до утра.
На следующий день подошел мужичок пенсионного возраста. Деловой такой, в форме, с автоматом, весь в гранатах. Рембо отдыхает. Его называли Святой. Сказал мне вылезать, объявил, что он будет моим начальником, а также папой и мамой. Скомандовал отвести меня в туалет, спросил, курю ли я. Дал сигарету. Меня снова покормили — но дали меньше каши, чем накануне. Каша — собакам лучше варят. Такое впечатление, что просто объедки разные вместе мешали.
Каждый раз, когда люк открывался, я думал, что лучше бы он не открывался. Куча людей с автоматами, все сбегаются, как на обезьянку посмотреть в цирке или жирафа в зоопарке. Кричат: «Идите сюда, урода подняли, укропа!» Даже когда я кушал, подошли девочки и начали: да как ты мог, против братьев-сестер, ты же сам тут живешь, против нас воюешь, бомбишь детей… Даже показывали мне фотографии мертвых детей.
Тело было всех цветов радуги — черный, фиолетовый, коричневый. Нога болела. Болело все — палками били, ногами били, чем попало.
Допрос
Святой сказал, что меня поведут на допрос к оперу. Опер — мужичок в джинсах, футболочке, в очках, крепенький. Говорит, мол, здравствуйте, мне надо с вами побеседовать, информация прошла, что вы корректировщик. Я обомлел. В Макеевке я был зенитчиком, а тут уже — корректировшик. Сказал, что знает, из какой я части, как она бежала из Донецка, где я живу. Давай, говорит, рассказывай, с кем ты работал, кто твои напарники. Я говорю: «Я ехал домой». Он: «Нет, ни хрена, ты ехал к своим укропам, чтобы передавать им информацию, ты бегал по Донецку и Макеевке и ставил флажочки, чтоб ваши «Градом» их обстреливали». Сказал, что это по моей вине разбомбили путиловскую школу, что это я там флажок поставил. Обещал повезти в морг и показать трупы его товарищей, которых убили по моей вине.
Пока мы с ним разговаривали, еще один человек подсел, тоже задавал вопросы. В камуфляже, а на плече большой красный шеврон. На нем посередине белый олень, а по бокам написано «Батальон Донского казачества». Вообще там у всех на плечах, на руках, вместо погонов — ленточки эти, колорадские. У всех поголовно.
Фото: EPA/UPG
Разговор с Опером кончился тем, что он дал мне три дня на размышления, чтоб я сознался. Пока меня допрашивали, приехал Красавчик. С другим чеченцами — говорили на своем языке, а потом уже на русском с акцентом. Красавчик мне сказал: «Сейчас будем тебя расстреливать». Я охренел: только что обещали три дня. Но Красавчика все слушаются — все эти казаки, украинцы… Вывели меня перед строем и опять: «Вот, смотрите, это корректировщик. Из-за него погибают наши люди, будем его расстреливать». Но в итоге просто поиздевались надо мной и посадили обратно в яму.
Ночь на качелях
Во времени я к тому моменту уже потерялся. Сидел в яме, к ней подходили и традиционно спрашивали, жив ли, и угрожали кинуть гранату, если я не отзовусь. Иногда приходил Святой. Мог дать мне поесть. А бывали такие дни, что он отвечал «У меня нет настроения», и я оставался без еды.
В один день пошел дождь, и в мою яму набралось воды по пояс. Было очень холодно. Днем Святой выпустил меня в туалет погреться. А вечером отвел меня на качель и пристегнул к ней одну мою руку наручником. «Сегодня будешь спать здесь». Где-то через пол час подошел Ящер и спросил: «Это все, что у тебя есть?» А я в шортах был, в футболке и вот в этих тапочках.
Олег демонстрирует тапочки: «Я их помыл!» и смеется.
Ящер принес мне фуфайку. Ночью вышла девушка лет 35-36. Волосы белые, видно, что крашеные. Вынесла мне чаю, говорит, а то вдруг ты замерзнешь — нас потом разорвут. «Я первый и, надеюсь, последний раз в жизни делаю чай укропу», — сказала.
Как я уже говорил, Красавчик запретил меня бить. Потому иногда кто-то говорил мне: «Плохо, что тебя нельзя бить». Бывало, что по-быстрому ногой пиханут втихаря.
Утром меня отстегнули от качели и отвели в подвал. В подвале стояли поддоны, на них матрасы, одеяла, кучи грязных вещей. Потом я понял, что там спали задержанные, которые «роботы». Платье старенькое висело, наверное, Оксаны. На ночь снова пристегнули к качелями, но уже обе руки, без фуфайки и чая. Так повторялось раза три-четыре.
Оксана
Один раз краем глаза видел, как вели пленного с большим украинским флагом на рукаве. Одна штанина отрезана, нога перевязана. Спросил у Оксаны, когда она давала еду, кто это. Она сказала, что это таксист, и их тут двое. Больше сказать было невозможно, нам запрещали разговаривать.
Молодой пацан, который принес мне еду вместо нее, сказал, что Оксану отпустили. «Она с чистой душой и с чистой совестью отработала и ушла», — сказал. Ну, слава Богу. Но она там долго пробыла. Когда меня привезли, Оксана уже была. Посуду мыла, убирала, стирала.
В одну ночь, когда я сидел на качели, приехало много ребят по форме. Они сидели во дворе, выпивали — за православие, еще за что-то. Один из них вышел на перекур и решил поговорить со мной: «Ну что, укроп, сидишь?». Я: «Сижу». Он: «Мы сейчас ваших гоняли под Шахтерском. Не умеют ваши воевать, взяли пленных, взяли много техники. Что вам ваше руководство такую технику поставляет? Новые БТРы взяли, а они без рулей». Говорит, там того нет, там этого не хватает. «Не знаю, как вы воюете», — говорит.
Татьяна
Я услышал ужасные крики. Кричала женщина. Так ужасно, что я подумал, что ей отрезают пальцы. Это длилось около часа.
Потом крышку моей ямы подняли, и ко мне не спустили, а именно кинули женщину в наручниках, совершенно голую. Вот у человека есть лицо. А у нее не было — холодец вместо лица. На теле не было живого места. Все порезано. Все в крови. Руки скручены наручниками за спиной. Я просто прозрел. Никогда такого не видел, разве что в фильмах ужасов.
Нам кричали: «Невесту тебе нашли! Мы вас поженим! Делай с ней, что хочешь!». Кинули ее штаны и пиджачок — красивый такой, только полностью изорванный. И закрыли люк. Женщина минут 15 сидела и плакала. Уже не кричала. А я не знал, что делать — просто не было слов, чтобы что-то говорить. Сказал: «Давайте вы встанете, я надену на вас штаны». Она в наручниках, не может сама надеть. Натянул на нее джинсы. Накинул на нее свою мастерку — сыро в яме.
Женщина промолчала всю ночь. Утром открывают крышку дебилы: «Ну что там, жива твоя напарница-корректировщица? Провели свадебную ночь?»
Кинули мне ключ от ее наручников. Дали еду. А она не может жевать — лицо разбито, и руками не может шевелить, так они ей их перетянули наручниками. Я отрывал по чуть-чуть хлеба и клал ей на губы. Попытался чуть напоить водой.
Потом она начала говорить. Рассказала, что ей 53 года, зовут Таня, фамилию не запомнил. Недалеко живет, в Красноармейском районе, работает в Донецке на ж\д вокзале.
В плен попала следующим образом. Когда собиралась на работу, начался обстрел. Сумку схватила, деньги, побежала в бомбоубежище. Когда вышла из него, на свою голову громко сказала: «Замахали бомбить русские фашисты». Ее услышали два мужика каких-то, которые вместе с ней были в бомбоубежище. На остановке подходит к ней один из них и говорит своим друзьям, двум амбалам: вот, это она назвала русских фашистами. В машину запихнули, забрали деньги. Поехали к ней домой, нашли там что-то, что назвали польским шевроном, и обвинили в том, что она польская корректировщица и шпионка. Издевались на ней, насиловали…
Другие пленные
Потом нас перевели в какую-то будку, типа фургона. Там было окно и можно было видеть, что происходит. Однажды заехала длинная «Газель», и оттуда начали выводить людей в повязках — 14 человек мы насчитали. Это были украинские пленные (по датам вместе с Олегом удалось восстановить, что это было 5-6 сентября — прим. Ред.)
Вообще пленных привозили много. А еще, если честно, у них военной техники — тьма. Я видел, как разгружали ящики с оружием, с боеприпасами. И кричали при этом: «Спасибо украинской армии за боеприпасы».
В один из дней мы с Татьяной услышали отдаленный гул. Оказалось, это ехала колонна танков — и старого образца, и нового, и камазы, и пушки тянули. И флаг этот дебильный Новороссии. Минут 20-25 ехали. (Это было примерно 3 или 4 сентября — прим. Ред.)
В один день была страшная стрельба. Святой вывел меня из ямы: «Помнишь, говорили, что тебя взяли для одного дела? Смотри, — Достает жилет разгрузочный, весь в гранатах и проводах. — Сейчас ты с ним пойдешь к своим. Нажмем на кнопочку, и ты там вместе со своими взорвешься».
После того он показал мне 7 убитых пленных, которые лежали в ряд, накрытые тряпками. Сказал, что они попали в плен уже во второй раз. «Второй раз мы в плен не берем, так что если ты вдруг выживешь — у тебя второго шанса тоже не будет». Но жилет у меня в итоге забрали. Иначе я бы с вами тут не разговаривал.
Еще, кстати, они убеждали, что всех, кто возвращается из плена, садят в тюрьму.
Освобождение
Нас, пленных, выстроили на улице. Вышел опер, который всех допрашивал, и говорит: «Могу вас поздравить. Сейчас выйдет Батя и вам сделает небольшую радость».
Батя — их начальник. Пенсионер, небольшого роста, седой, короткая стрижечка. Если в тюрьме увидеть — пахан. С сигареткой. Когда он вышел, я его вспомнил — он ходил там в белых штанах, белой рубашке, черном пиджачке, туфельках. Но на этот раз был по форме».
Батя сообщил, что нас будут менять. А если наши не захотят меняться — нас расстреляют. Загрузили нас в бусик, и мы поехали. Были с нами разные ребята, в том числе, из «Донбасса» и из батальона «Днепр-1» (взятые в плен под Иловайском, очевидно — прим. Ред). Всего 20 человек. Были среди них и лежачие раненые.
Долго возили. В итоге доехали до села Каменка. Нам сказали быстро выпрыгивать из автобуса и «нагнув голову, бежать к своим придуркам-укропам». А у нас же раненые. Разрешили нести раненых на руках. Взяли на руки, быстро понесли. Думали, обмен будет 20 на 20. Но увидели только одного человека, который шел нам навстречу. Получается, 20 человек поменяли на одного. Не знаю, кто он.
Парад
Про парад военнопленных в Донецке Олег рассказывать не хотел. Видно, что это самая тяжелая часть воспоминаний. Согласился коротко описать события.
Это было ужасно. Троих, в том числе меня, повезли 24-го на парад. Сказали нам: «У вас же праздник, вот мы и везем вас на парад».
Поставили за зданием, вместе с другими пленными. Флаги свои поцепили, казаки там, «Восток», «Оплот».
Видео в интернете – херня. Там же самого главного не показали. Человеку когда голову отрубили — не показали. Заставляли его стать на колени во время подготовки к параду. Он не согласился. Ему отрубили голову. При всех. Я не знаю, кто он был. И кто рубил тоже — человек в маске. Но после этого мы все стали мы все на колени.
Потом произошел какой-то скандал, и наши казаки быстро увезли нас троих обратно, туда, где держали.
О ДНР
Я сразу был категорически против этой ДНР. Ну как так, 22 года жили мирно в независимой Украине, а теперь будем распадаться из-за того, что Путин — маразматик? Я не понимаю этого, я не признаю такого. ДНР, ЛНР — они как зомби. У них в голове только одно: мы уроды, «укропы», а они защищают свою землю. Но ведь это мы свою родину защищаем, а они защищают Россию, которая сюда прется.
Я знаю в Макеевке таких людей, которые кричали: «ДНР, у нас будет такая сила! Будем сами, зачем Донбасс кормит Украину!». А теперь боятся на машинах в город выехать, потому что машину ДНРовцы могут отжать.
***
Плакать не хочется. Слез уже нет. Хотя когда в яме сидел — были.
Виктория Герасимчук
