Результат миланских переговоров президентов Украины и России выглядит, на первый взгляд, еще более странно, чем предыдущие договоренности Петра Порошенко и Владимира Путина. И дело даже не в расплывчатости президентских формулировок — к этому все уже привыкли. Впервые в истории российско-украинского общения одна из сторон утверждает, что договоренности достигнуты — ну хотя бы по тому же газу, а другая эту информацию опровергает. Ранее подобные дипломатические инциденты происходили разве что в отношениях России с Беларусью, но там это можно было наблюдать с точностью до наоборот: Александр Лукашенко утверждал, что договоренности достигнуты, а Владимир Путин или Дмитрий Медведев опровергали эту информацию своего высокопоставленного коллеги. В нашем же случае в роли печального оптимиста выступил Владимир Путин, с «газовой» информацией которого не согласились Петр Порошенко и другие украинские чиновники. Даже если внимательно ознакомиться с подробностями миланской пресс-конференции Владимира Путина или киевского интервью Петра Порошенко нескольким телеканалам, больше понимания не возникнет. Поэтому самый простой вывод, который сделает неискушенный наблюдатель — это то, что они там в Милане договорились «о чем-то своем» и не хотят посвящать нас в подробности президентского междусобойчика, освященного к тому же присутствием европейских лидеров. И этот простой вывод как раз и будет неправильным, так как он не учитывает сути происходящего.
А суть эта состоит в том, что Порошенко и Путин вынуждены договариваться в отсутствие реальной основы для договоренностей. Ведь для того, чтобы прийти хотя бык какому-то компромиссу, необходимо, чтобы в нем были заинтересованы все стороны. Чтобы и Порошенко, и Путин, и Меркель, и Олланд и все остальные хотели бы найти выход из сложившейся ситуации. А Путин озабочен вовсе не поисками выхода — он озабочен поисками входа. Ему нужна такая договоренность, которая позволила бы ему одновременно сохранить лицо, усилить давление на Украину и свое влияние в ней, избежать большой войны и минимизировать влияние западных санкций, а еще лучше их отменить. О том, что такое решение найти в принципе невозможно, Путину не рискует говорить не только ни один здравомыслящий представитель его собственного окружения — если там вообще такие остались, но и никто из западных собеседников.
И вот почему: Путин находится в крайне взвинченном, неуравновешенном состоянии, истерит и бесится даже во время переговоров и с трудом берет себя в руки, когда появляется перед широкой публикой. И эта неадекватность российского правителя вызывает у тех, кто с ним общается самый обыкновенный страх — как сказал мне участвовавший в переговорах в Милане западный дипломат, «ребята всерьез опасаются, что полковник съедет с катушек окончательно». И даже если предположить, что бывший спецслужбист изображает помешательство сознательно, сути это не меняет: они его просто боятся. А потому старательно изображают, что верят в его желание найти решение конфликта в то время, как он старательно изображает помешательство и готовность договориться.
А Порошенко находится как бы между этими двумя полюсами — западным страхом перед помешательством Путина и стремлением удушить его санкциями так, чтобы он не заметил тот самый момент, когда дышать уже будет нечем и не успел дернуться — и путинским стремлением сохранить лицо, влияние, мир, войну, ДНР, ЛНР и территориальную целостность России одновременно. Проще говоря — Порошенко — это человек, который оказался в одной квартире с помешанным и уже вызвал и санитаров, и полицейских. И они уже приехали и даже уже зашли, а «матушка» так даже отутюжила красивую смирительную рубашку. Но так как помешанный вооружен, то бригада не торопится переходить к активным действиям и уговаривает пациента успокоиться — в то время как он держит нож у горла соседа. Сосед уверяет его, что он ему не враг и что если он уберет нож, то все сразу же уедут и ни в какой санаторий его не повезут, а наоборот — помогут перед отъездом убрать квартиру и даже выпьют с ними кофе. И он, сосед, тоже никуда не убежит, он просто будет дружить с санитарами и полицейскими, потому что они ему нравятся как люди. -Да-да, просто дружить! — подтверждает «матушка», держа смирительную рубашку за спиной. Помешанный никому не верит — и в общем, имеет для этого все основания. В голове у него хаос — а потому хаос в Донбассе и во всех прочих сегментах, требующих российско-украинского согласия. И он хочет, чтобы всюду был хаос — потому что только в хаосе он только теперь и ориентируется.
На практике это означает следующее. Местные выборы по закону об особенностях самоуправления в части Донбасса 7 декабря могут пройти. Но и «выборы» ДНР и ЛНР 2 ноября тоже могут пройти. Россия первые выборы может признать, а вторые нет, но сотрудничать и давать деньги и оружие будет тем, кого не признает. По газу мы договоримся, а потом его не поставят, даже если мы ничего не нарушим. В Москве будут одновременно признавать территориальную целостность Украины и «обустраивать» оккупированный Донбасс. Будут настаивать на том, что Крым не нуждается в украинских поставках и обвинять Украину в гуманитарной катастрофе на аннексированном полуострове. И все это будет происходить одновременно — потому что настоящее ли, мнимое ли помешательство правителя оборачивается коллективным сумасшествием российской политической элиты и общества.
Нам — не только Порошенко, но и всем нам — нужно научиться плавать по мутным водам этого путинского и российского сознания, отдавая себе отчет, что путешествие не будет очень долгим. Потому что в таком состоянии управленческая система не может находиться долго. Она либо спасается, либо делает роковую ошибку, после которой — как после щелчка выключателя в темной комнате — все становится ясно всем.
Даже россиянам.
