Алексей Кафтан, журналист
В понедельник представитель президента в Верховной Раде нардеп Ирина Луценко заявила, что в законопроект о реинтеграции Донбасса осталось внести несколько завершающих штрихов. Один из них — о миротворческой миссии. Взгляд Киева на этот вопрос на Генассамблее ООН, которая пройдет в этом месяце, представит президент Порошенко. Пока же, по словам Ирины Луценко, на рассмотрении три варианта: полицейская миссия ОБСЕ, полицейская миссия ЕС и миротворцы ООН.
Но возможность реализации первых двух в силу ряда причин сомнительна. Опыт работы наблюдательной миссии ОБСЕ на Донбассе вызывает сомнения в способности этой организации соблюдать нейтралитет. Поражение в правах делегации РФ и показательная порка генсека ОБСЕ, теперь уже бывшего, ситуацию принципиально не изменили. Миссия ЕС, возможно, была бы для нас даже предпочтительнее, чем миротворцы ООН, но едва ли Москва даст добро на размещение в ОРДЛО контингента, на который она вообще не сможет как-то влиять. Остаются, таким образом, миротворцы ООН. Вариант этот во всех смыслах компромиссный.
И за условия этого компромисса развернется борьба.
По основным параметрам такой вариант обоюдно приемлем. Киев получает третьего, экстерриториального игрока, разделяющего стороны. Москва, с учетом права вето в СБ, сохраняет некоторый контроль над ситуацией и получает одновременно возможность отступления с сохранением лица. Либо, напротив, консервирования ситуации с использованием миротворцев и под прикрытием мандата ООН. Кроме того, в ходе формирования миссии Кремль имеет самые широкие возможности влияния на её полномочия и состав.
Некоторую ясность в российские планы вносят два заявления, сделанных Владимиром Путиным на пресс-конференции по итогам саммита БРИКС. Первое — о том, что Россия сама внесет проект резолюции о миротворцах, поскольку размещение сил ООН, обеспечивающих безопасность миссии ОБСЕ на Донбассе, пойдет на пользу «решению проблемы на юго-востоке Украины». Второе — о поставках США летального вооружения Украине, которые якобы могут вызвать обострение боевых действий на Донбассе. И даже — внимание — способствовать распространению конфликта на другие регионы, что является уже прямой угрозой.
Иными словами, Путин прямо заявил, что Россия не намерена отказываться от военного присутствия на украинской территории и не оставит без поддержки своих миньонов из ОРДЛО.
А в этом случае Кремлю не улыбается открытие ленд-лиза для Украины, которое может существенно повысить его издержки — и военные, и экономические, и политические. Рост потерь как в живой силе, так и в военном имуществе приведет к увеличению расходов на содержание дислоцированных в ОРДЛО корпусов, что чревато как новой волной санкций, так и рейтинговыми потерями внутри РФ, особенно нежелательными накануне президентских выборов. И Москва вполне может сыграть на упреждение, пойдя на эскалацию конфликта и на расширение его географии.
Причем не конкретная, но прозрачная угроза о расширении зоны конфликта означает, что ответом Кремля на вооружение Украины Белым домом станут поставки российского оружия и раскачка ситуации в других нервных узлах планеты, будь то Афганистан (куда и так идут караваны российского оружия), Ливия, Судан или Балканы. Проще говоря, через ОРДЛО «гуманитарные конвои» начнут отправляться и по другим горячим точкам. И пусть это торжество модальности в путинской речи не вводит в заблуждение: за всеми этими «возможно» и «могут» кроется намерение действовать, а не оценка шансов. В общем, ВВП снизошел до личного предупреждения Вашингтону.
Можно обоснованно предположить, что в ООН будут конкурировать два проекта о миротворческой миссии, которые в общих чертах достаточно предсказуемы.
Российский проект будет предусматривать введение миротворцев только на линию соприкосновения сторон. Кроме того, Россия будет проталкивать в миротворцы удобный для неё, максимально приближенный к ОДБК контингент — казахско-беларусский, например.
Наконец, в процессе согласования ввода контингента с главарями ОРДЛО, — а какое-то согласование неизбежно, — Россия попытается максимально повысить их статус как переговорщиков, связав его с выполнением Минских соглашений. Последнее видно из недавнего заявления Захарченко о том, что ввод миротворцев необходимо соотносить с выполнением Минских соглашений.
Причем за маневрами российского руководства отчетливо видно стремление уклоняться от формального признания РФ стороной конфликта.
Логика Украины тоже понятна.
- Во-первых, взятие под контроль миротворцев не только линии соприкосновения, но и участка украинско-российской границы, в настоящее время не контролируемого Украиной. Это, к слову, вполне укладывается в Минские соглашения.
- Во-вторых, максимальная вестернизация миротворческого контингента. Особенно желательно участие в нём Польши и стран Балтии. В-третьих, минимизация, насколько это удастся, переговорного статуса Захарченко и Плотницкого. При этом у России на руках есть козырный туз — право вето в СБ. Без крайней необходимости она с него не пойдет — российский проект ввода миротворцев и есть, по сути, попытка избежать очередного использования вето. Но загнанная в угол Москва использует и вето.
Границу Россия не отдаст, это понятно. Но в этом случае можно ставить вопрос о том, что миссия ОБСЕ вводится не для закрепления выполнения Минских соглашений, а вместо них. Поскольку соглашения оказались невыполнимыми — вот же — в части контроля над границей.
В общем, есть риск, что оба проекта будут заблокированы на уровне Совбеза, а исход боданий на уровне Генассамблеи трудноуправляем и слабопредсказуем. Там обычно блюдут собственные интересы.
Но, предположим, сенсация таки случилась: какой-то из проектов все же взят за основу. Это, в общем, не невозможно, учитывая, что обламывание российских хотелок отнюдь не снимает требований европейских умиротворителей к Киеву.
Что может получиться на выходе?
Контингент миротворцев, и к этому надо быть готовым, вероятно, будет компромиссным. Здесь, к слову, стоит подумать о том, чтобы привлечь в миротворцы Молдову и Грузию, у которых есть сходные проблемы.
За переговорный статус главарей ОРДЛО в ходе согласования ввода миротворцев будет идти сложная борьба. Снижать его можно, торпедируя уже ненужные Минские соглашения, а формальный повод для этого даст отказ России — прямой или косвенный — передать под контроль миротворцев участок украинско-российской границы, в настоящее время контролируемый ОРДЛО.
В сухом осадке мы неизбежно получим консервацию ситуации. Просто потому, что ввод миротворческих сил ООН — это практически всегда «акцизная марка» на замороженном конфликте. И нередко — путь к «цивилизованному разводу». Но исходя из заявлений и Киева, и Москвы, предположим, что это не наш вариант, и приднестровская модель все-таки все еще на кону. При правильном подходе из нее можно извлечь пользу.
- Во-первых, нельзя повторять ошибки Молдовы с де-факто признанием Приднестровья. Это означает, что линия раздела должна стать границей настолько, насколько это возможно.
- Во-вторых, в отличие от Приднестровья — и, кстати, в отличие от районов Хорватии, где проводилась операция «Буря», у ОРДЛО есть общая граница с Россией. Это означает, что хотя, с одной стороны, Россия постоянно будет угрожать Украине ударом из ОРДЛО, с другой — на неё можно повесить содержание этого анклава. Под тем же предлогом: мы не контролируем границу.
Итак, нам сегодня нужно создать условия, чтобы незадачливый «аборт Новороссии» был нарывом и источником затрат и неприятностей не только и не столько для Украины, сколько для России. Это, в отличие от немедленного возврата оккупированных территорий, вполне возможно в принципе. Но для реализации такой стратегии она должна быть разработана и доведена до конкретного плана мероприятий. Подробный разбор того, что можно сделать, признав, что ситуация переходит в долгоиграющую фазу, и минимизировав военные риски с помощью миротворцев — тема отдельной статьи. Но сделать можно очень многое. При условии, разумеется, жестко-прагматичного подхода: временно оккупированные территории будут либо украинскими, либо безлюдными.
И, наконец, последнее.
В нынешних условиях такая консервация ситуации выгодна Украине. Потому что возвращение ОРДЛО сегодня, «здесь и сейчас», означает расходы, к которым Украина не готова. Независимо от того, какой будет концепция восстановления этих территорий. И, кстати, а где она, эта концепция? Если нам сегодня вернут захваченное — что мы с ним будем делать? Здесь нужны весьма конкретные и жесткие планы с подготовленными для их реализации структурами — где они?
Иными словами, нам нужно быть психологически готовыми к гибкому восприятию ситуации вокруг ОРДЛО и к дискуссии в ООН.
Без криков о зраде, но с пониманием того, что борьба будет долгой и сложной. Что о прямом возврате нет и речи. Что причинение максимального ущерба России — всеми возможными способами — сегодня, в немедленной перспективе для нас даже важнее, чем возврат территорий. И, наконец, нужно проникнуться пониманием того, что первый и важнейший залог победы — хорошее стратегическое планирование, опирающееся на предельный прагматизм.
Нам всем, отнюдь не одним только дипломатам, готовящимся к схватке в ООН, нужно постигать искусство возможного.
