Ректор Международного института бизнеса Александр Савченко – о национализации, международных судах и стоимости АТО.
– Какие компании и структуры зарабатывают на вооруженном конфликте, происходящем на востоке Украины?
– Главный постулат войны в том, что все общество и экономика в целом от нее проигрывают. Я бы измерил масштабы потерь от войны в 3% за 2014 год, без учета оттока капитала. Если учесть отток капитала из Украины, убыток увеличивается еще на $10-15 млрд. Это суммарные потери общества и экономики.
Конечно, при этом есть и те, кто на войне зарабатывает. Прежде всего это предприятия, которые обеспечивают военные поставки.
Нужно говорить прямо, что в убыток никто армии ничего не поставляет. Любая поставка предполагает прибыль. Нормативная прибыль должна быть при этом небольшой. Сейчас честные бизнесмены радовались бы рентабельности в 5-6%. Интересно, что такая рентабельность считается хорошей для западных компаний – в условиях растущей экономики.
Допускаю, что некоторые поставки обмундирования, питания, оружия и так далее имеют намного большую рентабельность. Ее уровень зависит от честности и прозрачности процедур. Так как власти абсолютно правильно выступают за сокращение сроков поставки (без тендеров), то контроль над ними можно осуществлять через процедуру постпродажного аудита всех крупных договоров с армией.
– Штрафовать нарушителей по факту?
– Да. Например, если выявлена сверхрентабельность, а это выше 10% в условиях войны. Можно обязать сверхприбыли возвращать в бюджет. А чиновников, которые плохо проверяли и допустили покупку товаров по необоснованным ценам, и компании, которые получили сверхдоходы – штрафовать.
Для такой проверки можно привлекать аудиторов из-за рубежа. Например, объявить волонтерское движение среди аудиторов!
Конечно, в природе любого человека есть стремление к максимизации заработка. Ограничить это стремление может только государство. Поэтому ничего предосудительного в таком контроле нет – наоборот, он является обязательным.
– Как вы оцениваете ущерб регионов, пострадавших от конфликта?
– Есть несколько видов ущерба. Первый вид – текущий. Это снижение промышленного производства, сокращение сферы услуг и так далее. Измерять его просто. За первое полугодие 2014 года падение промышленного производства в Донецкой и Луганской областях составило 10-15%. Это не очень высокий показатель, но за второе будет больше. Также есть капитальный ущерб – разрушение инфраструктуры. Его тоже будет просто посчитать, но уже сейчас я могу сказать, что он очень большой, уже сейчас это миллиарды долларов.
Третий вид ущерба – удар по репутации бизнеса, который расположен в этих областях. И поставщики, и покупатели продукции на несколько лет выключат своих контрагентов с востока Украины. Им будут искать замену, где только возможно: и в РФ, и на территории Украины. Уровень этого ущерба оценить можно будет только после завершения войны. Опыт Второй мировой войны показывает, что поствоенное падение ВВП было больше, чем в первый год ее начала.
Четвертый вид ущерба, который является прямой и очень болезненной потерей для Украины, и явным выигрышем для России – это миграция рабочей силы на территорию РФ. Речь идет о детях и молодых родителях. Если они уезжают в РФ – это удар по экономике Украины. Его можно назвать сокращением трудового и социального капитала.
– Во сколько вы оцениваете одного украинца?
– Воспроизводство одного украинца, учитывая все затраты от роддома, детского садика, школы, вуза до рабочего места, в условиях Украины, составляет около $100 000. Эту оценку можно применять уже даже к ребенку, потому что во всех странах дети сегодня – на вес золота. Ведь они улучшают демографический баланс страны.
У меня очень тревожные прогнозы по оттоку людей из Восточных регионов. По моим подсчетам, около 100 000 украинцев уехали или планируют уезжать на работу в РФ, в том числе на Дальний Восток и в Сибирь. Они заберут с собой семьи. Это стратегический ущерб для Украины. Я его оцениваю приблизительно в $10 млрд. Еще приблизительно 200 000 человек с Востока переедут в другие регионы Украины – и они там, скорее всего, останутся. То есть регионы потеряли 300 000 человек.
В итоге мы получим на Востоке регион не просто депрессивный – это будет регион практически без молодого поколения. И на его восстановление потребуются совсем другие деньги, нежели озвученные Кабмином 9 млрд гривен. Необходимо будет строить новую экономику под поствоенную демографическую структуру Донбасса.
– Оценивая ущерб для предприятий на Востоке, учитывается ли состояние этих предприятий накануне конфликта? Ведь многие из них нуждались в ремонте, модернизации и так далее.
– Ущерб для любого предприятия будет определяться, исходя из уровня падения производства, разрушения инфраструктуры, дефицита рабочей силы и поствоенного эффекта по исключению этого предприятия из числа надежных бизнес-партнеров.
– За чьи средства должен происходить процесс восстановления региона?
– Допускаю, что многие предприятия были застрахованы. Но страховые компании не смогут все покрыть. По моим оценкам, только до 100 млн гривен можно будет получить как страховое возмещение. Речь идет о единицах страховщиков, которые перестраховывали риски в Munich Re, Lloyds и других международных перестраховочных группах. Остальные риски просто реально не перестраховывались. То есть, де-юре предприятия страховались. А де-факто деньги под видом страхования проходили через «свои» структуры, это было фиктивное страхование. Поэтому по большинству предприятий оплата восстановления будет происходить за счет владельцев, без участия страховщиков.
– Время от времени в деловых кругах звучит такое слово, как «национализация». Как вы оцениваете перспективы по национализации ряда активов России?
– Это очень опасно делать напролом. Например, давайте посмотрим на возможность национализации банков с российскими корнями. Что это означает на практике? На практике банк как полноценный актив национализировать нельзя. Потому что за одну минуту в момент национализации такой банк из актива, который стоит, допустим, миллиард, превращается в пассив – в минус миллиард.
Кроме того, это прецедент – когда будут нарушены права собственников. Обратите внимание – Украина в отношении собственности пока ведет себя очень корректно. И в Крыму в отношении частной собственности РФ ведет себя пока также корректно. Если Украина создаст прецедент незаконной национализации, об этом начнут говорить в ЕС и США, и может пострадать украинская собственность за пределами Украины.
Отмечу, время от времени говорят о том, что Украине нужно бороться за свои права. Но у Украины и так есть эти права! Нужно идти в международные суды и оформлять свои претензии.
Например, у НБУ в Крыму украли $0,5 млрд. НБУ не должен ждать – он должен подавать в международный суд для компенсации своих потерь. Или у «Нафтогаза» в Крыму украли газ и вышки. Есть их балансовая стоимость. Подавайте в суд!
– Как вы считаете – почему Украина до сих пор не подает в международные суды на РФ с требованием компенсации и покрытия ущерба, например, по Крыму?
– Все ждут какого-то закона, на основании которого будет формироваться иск. Причем, один огромный – на триллион гривен! Но мы же говорим о международном праве – именно по нему будут определяться убытки Украины. В международные суды уже можно было много раз обратиться, и даже выиграть их. Исков должно быть много, и они должны быть очень конкретными и правильно поданными хорошими юристами.
Только если Украина выигрывает какой-то из исков, а РФ отказывается оплачивать ущерб по нему – только тогда у Украины появляется право на имущество РФ, расположенное в Украине или в других странах. Помните, как швейцарская фирма арестовывала корабли РФ? Были и другие примеры. Можно арестовывать самолеты, корабли, акции, облигации.
Промедление с международными судами может привести к тому, что дело ЮКОСа на $50 млрд может сработать быстрее, чем Украина выиграет свои международные иски против России. Тогда российские банки в Украине могут перейти в собственность акционеров ЮКОСа.
Маргарита Ормоцадзе
