Когда стала понятна конфигурация политических сил, которые примут участие в парламентских выборах в конце октября, а также что в состав и новых, и старых партий вошло много общественных активистов, это с одной стороны, оправдало ожидания общества, но с другой, спровоцировало множество вопросов. Почему пользующиеся доверием и уважением люди фактически помогают отжившим свое политикам нарастить свой рейтинг? Почему гражданское общество не представило на выборах собственную политическую силу? И это далеко не все вопросы.
На эту тему мы поговорили с Ольгой Кобылинской (Решетиловой) – сокоординатором гражданской инициативы по сбору средств для украинской армии «Вернись живым» (на этот момент активистам удалось собрать около восьми миллионов гривен), а также кандидатом в депутаты от партии «Сила Людей».
— Оля, как тебе кажется, то, что большая часть общественных активистов, которые пользуются кредитом доверия от общества благодаря своей общественной деятельности, решили принять участие в этих выборах, – это своевременно?
— Да, на выборы идет много активистов, но не все. Здесь каждый принимает самостоятельное решение. И решение очень сложное. Старые политические силы никуда не делись. Более того, чувствуя в обществе запрос на общественных активистов, волонтеров, старые политики пытаются их ассимилировать. Соответственно каждый принимает решение, исходя из того, сможет ли он этой ассимиляции противостоять. Откровенно говоря, я не совсем понимаю тех активистов или общественных деятелей, которые пошли на выборы со старыми политическими силами, предоставляя свой опыт, кредит доверия тем людям, которые этого не заслуживают, тем самым пренебрегая этим доверием. Но с другой стороны, возможно, они имеют основание полагать, что смогут что-то изменить внутри старых политических сил. По крайней мере они выбрали стопроцентно проходные партии, и мы увидим их в новом составе парламента. И это хорошо, ведь чем больше людей вовлечены в политический процесс, тем меньше шансов у системы законсервироваться. Кроме того, у этих людей все-таки другая ментальность, чем у тех, кто делал свою политическую карьеру в середине 1990-х.
— То, что много активистов идут по спискам проходных партий, как тебе кажется, о чем в большей степени свидетельствует: о том, что начали работать социальные лифты; о том, что политическая игра усложняется, или технология старая и активисты просто заменили собой звезд и спортсменов?
— Есть все, очевидно. Что касается социальных лифтов – очень хотелось бы надеяться, но так ли это, станет понятно, когда мы увидим, как поведут себя эти активисты в качестве политиков. То, что их пытаются использовать, – однозначно. Но дело в том, что большинство из них (по крайней мере те, с кем я знакома и за кем слежу) понимают это и в свою очередь пытаются использовать тех, кто хочет использовать их. Мне хочется верить, что большинство не ассимилируется с системой и начнет менять старые политические силы изнутри. Хотя есть сигналы, что некоторые поддались влиянию системы.
— Какие именно сигналы?
— Я никогда раньше не видела процесс подготовки партийных списков изнутри. То, как это происходит, меня шокировало. Появляется много переговорщиков, которые пытаются куда-то продвинуть активистов и волонтеров без каких бы то ни было просьб со стороны последних. Я была в списке, который пытались продвинуть в несколько политических проектов без согласия со мной. Я об этом даже не знала. Такая же история произошла со многими волонтерами. То есть был составлен список волонтеров, и он «гулял» по разным политическим проектам. И переговорщики – при чем их было несколько – предлагали людей из этого списка в разные политические проекты, торговались за места без ведома волонтеров. После чего они встречались с самими волонтерами и говорили: мол, вот в таком проекте вам предлагают 5 место, вы согласны или нет? После нескольких таких встреч я поняла, что все слишком запутано, и мне проще самой встретится с Александром Солонтаем или с другим лидером. И когда ты начинаешь разговаривать непосредственно с лидерами политических сил, то понимаешь, что все усложнено самими переговорщиками. Очевидно, что по этой схеме идут договоренности с каждым активистом отдельно. Вопрос в том, хватает ли силы воли отодвинуть в сторону лишние нюансы и пойти договорится напрямую. А поскольку активистам, которые пошли по спискам от крупных политических сил, нужно напрямую договорится с лидерами, которые связаны с олигархическими структурами, то вопрос договоренностей, очевидно, все-таки существует. Плюс существует партийная дисциплина. Поэтому так или иначе им нужно будет отстаивать чьи-то интересы. Я думаю, что они не могли этого не понимать, когда давали свое согласие. Затем какую-то часть олигархических интересов они будут отстаивать. Вот и все.
— Почему гражданскому сектору было не объединится и не пойти на выборы единой политической силой?
— Я не могу говорить за весь гражданский сектор, скажу только о волонтерском движении. Это настолько разношерстная среда! А за последние 2-3 месяца она выросла в разы. Например, Алексей Мочанов считает себя волонтером; он ездит в зону АТО, собирает деньги и при этом уже был замечен в политике на выборах в Киеве. Или Данило Яневский также считает себя волонтером. А еще есть много людей в регионах. Кто-то собрал несколько спальников, кто-то – миллионы, но все эти люди называются общим словом «волонтеры». И объединить их всех нереально. Была попытка объединить крупных участников волонтерского движения в партию. Очевидно, отсюда список, о котором я говорила. Но пока другие занимались политическими проектами, мы, собственно, занимались помощью армии – и времени на формирование списков у нас не было. Хотя я понимала, что нужно идти на выборы, видела запрос на силы из гражданского общества, но, к сожалению, объединить эти силы нереально. У них настолько разные жизненные позиции, идеологии или нет идеологии вообще.
— Хорошо, все разные, но сейчас есть конкретная проблема: нужно переформатировать старую политическую систему, которая себя возрождает. И сделать это после второго Майдана можно и лучше всего через политические инструменты. Неужели нельзя пока объединится вокруг этой цели?
— Эта история тянется еще с Майдана, который так и не смог создать политическую силу или лидера, потому что был очень разношерстным в своих взглядах и даже в своем отношении к существующей политической системе. Также с волонтерами. Например, Георгий Тука, которого я очень уважаю, говорит, что идет в парламент, чтобы разрушить его изнутри. Я эту мысль не разделяю. Я придерживаюсь мнения, что рано или поздно нам нужно возвратится к нормальному политическому процессу и эволюционными методами привести его к адекватной европейской норме.
— Тогда можно ли ожидать, что активисты, которые пройдут в парламент на этих выборах, будут работать вместе, в одном направлении?
— Я на это очень надеюсь, и многие это декларируют. Но здесь опять-таки вопрос договоренностей, которые существуют у тех или иных активистов с лидерами партий, по спискам которых они баллотируются.
— С одной стороны, с начала Майдана мы видим консолидацию части общества и гражданского общества – и это обнадеживает, но с другой, получается, что когда речь заходит о политике, не все так радужно, и старые болезни, в частности излишние амбиции, которые порождают междоусобицы, дают о себе знать…
— Сейчас происходят параллельные процессы. В воскресенье (21 сентября – Авт.) состоялась встреча волонтеров с целью создания координационного совета при Президенте Украины. Рано говорить о конкретных шагах, но идея такова, что волонтеры будут входить в координационный совет, тендерные комитеты и другие государственные структуры с целью контроля, в частности, чтобы сделать невозможными коррупционные схемы. Кроме того, мы бы хотели, чтоб нам дали возможность контролировать или даже распоряжаться средствами, собранным с помощью смс на 565 и военных облигаций. То есть это процесс присоединения волонтеров к государственным структурам, но в роли контрольного органа. Если все удастся, я думаю, что под контролем гражданских активистов должно пребывать все правительство. Единственное – нам нужно разработать механизм контроля.
С другой стороны, в том, что часть активистов идет в парламент есть свой позитив, потому что это, как я уже говорила, люди другой ментальности. Мне кажется, что есть черта, через которую они, в отличие от политиков старой формации, не готовы перейти. Я уверена, что больше не будет использована технология трех сортов или разыграна языковая карта в политике. Конечно, общество еще разочаруется в них, когда увидит голосование за пролоббированные олигархами законопроекты, но это будет не тот масштаб. И понемногу мы будем отходить от участия олигархов в политическом процессе, потому что параллельно будет усиливаться контроль со стороны гражданского сектора.
Я во всем этом вижу естественный процесс формирования гражданского общества. Часть тех, кто развивал гражданское общество, идет в политику, часть – остается в гражданском секторе и осуществляет контроль за государственными структурами. И что очень важно – связи между новыми политиками и новым гражданским сектором будут горизонтальными. То есть в общем тенденция достаточно позитивна. Другое дело, обществу нужно понимать, что это не однодневный процесс; он затянется на несколько лет при усиленном контроле СМИ и самого общества. Работы очень много, потому что контролировать нужно и самих активистов, ведь гражданский сектор изувечен тем, что по сути дела подсел на иглу в виде грантов, вследствие чего все превратилось в конкуренцию за гранты и реализацию проектов ради «галочки». И этот гражданский сектор заменило собой волонтерское движение, которое сформировалось снизу естественным путем, выросло из потребности в критический момент помочь армии, переселенцам, пленным.
— Чем будет особенна эта политическая кампания, учитывая новые политические силы и то, что она очень короткая?
— Начнем с того, что люмпен никуда не делся. Тот люмпен, который голосовал за Партию регионов, несколько разделился: часть останется, как в Фейсбуке рисуют, у многоглавых драконов ПР, небольшой процент проголосует за коммунистов, большая часть перейдет к Ляшку, еще какой-то процент проголосует за Тимошенко. Партия Президента тоже, очевидно, возьмет свои проценты, потому что существует абсолютно популистская часть общества, которая голосует за тех, кто платит социалку. А часть общества – я ее называю майданной, хотя не все обязательно стояли на Майдане, речь о людях, которые думают на перспективу, – проголосует за новые политические силы. Это «Самопомощь», «Сила Людей». То есть первая особенность этой политической кампании – это распределение люмпена. Сейчас идет жестокая борьба между Тимошенко, Ляшко, Тягнибоком за людей, которые готовы голосовать за популизм. И для меня вопрос, насколько критична масса людей, которые, наоборот, готовы голосовать за реформы, которые голосуют осмысленно. Мне очень хочется верить, что эта часть общества значительно увеличилась по сравнению с предыдущими парламентскими выборами.
Еще одна особенность – не будет в полном объеме использован финансовый ресурс. Но с другой стороны, эта кампания также очень интенсивна. Я знаю, что уже в мае были заказаны слоты под политическую рекламу на телевиденье и радио. Очевидно, что к выборам готовились заранее. И что нам принесет краткость этой кампании, мне пока непонятно.
— Новые политические силы выиграют от того, что кампания короткая или, наоборот, проиграют?
— Проиграют. Например, «Сила Людей» готовилась к парламентским выборам 2017 года. У них вся стратегия была соответственно разработана. К этому времени они бы уже вышли на новый уровень и смогли бы составить конкуренцию многим. Без финансового ресурса, опираясь на соцсети и тех, кто их помнит с Майдана, шансы небольшие. Но мне бы хотелось, чтобы новые политические силы не рвались с помощью любых средств в парламент, а использовали предвыборную площадку, чтобы озвучить обществу важные месседжи. Вместе с тем, участие в выборах – это обязанность политической партии. Это закаляет в политической борьбе, обогащает важным опытом и оправдывает надежды сторонников. И даже если партия проигрывает выборы – это также нормальный политический процесс. Она опять-таки заявляет о себе, о тех посылах, которые хочет донести обществу, и готовится к следующим выборам. Этим политические партии отличаются от политических проектов. Поэтому если избиратели, которые готовы голосовать за новые политические силы, не голосуют, потому что считают, что их голоса будут утеряны, они ошибаются. С этими выборами жизнь не кончается.
— Давай от вещей более практичных перейдем к такому, как кому-то покажется не столь актуальному вопросу, как идеология. Мне кажется, что, как минимум, начиная с 2000-х политические партии в Украине имели мало общего с идеологией и больше ориентировались на политтехнологии и соответственно популистскую риторику. Если уже говорить о «Силе Людей», то, что на сайте партии называется «Идеология и засады», тоже имеет более декларативный характер. Как тебе кажется, сегодня политические силы в Украине, учитывая состояние общества, имеют возможность быть идеологическими партиями? И почему вообще ситуация сложилась именно так? Это недостаточный уровень политической культуры или что-то другое?
— Действительно огромная проблема с уровнем политической культуры у активистов партий и даже политических лидеров, которые не понимают, чем на самом деле является идеология, больше того – для чего она нужна. И в этом их схожесть с основной массой населения. Поэтому должны появится люди, которые зададут тон, начнут с формирования идеологии и включат в партию мыслителей. Это касается и молодых политических сил. Я постоянно подчеркиваю, что без идеологии ни одна партия полностью не станет новой политической силой. Одно дело – разрабатывать реформы, демонстрировать свою действенность и совсем другое – видеть стратегическую цель, понимать, каким в конечном итоге должно быть государство, которое мы строим, и – что важно – каково его место в современном мире.
Помните в 2012 году инициативная группа «Первого декабря» в «Национальном акте свободы» предложила рецепт сосуществования украинского общества. Как показал опыт, это было очень своевременно – буквально через год начался Майдан. Но интеллектуалы, которые вошли в эту инициативу, большей частью были людьми предыдущих поколений. Им не хватило понимания современных тенденций. Я очень хотела бы увидеть подобный акт, но осовремененный, в исполнении новой политической силы. Потому что общество, которое пережило события последнего года, нуждается в рецептах. Мы не знаем, как жить дальше. У нас впереди огромное количество проблем, связанных с возвращением военных из зоны АТО. Это будет целый класс, и это будет намного сложнее, чем возвращение афганцев, во-первых, потому что их больше, во-вторых, у них уже сейчас огромные психологические проблемы. Кто-то должен предложить им механизм интеграции в общество. После такого уровня насилия и неопределенности, которые мы испытали за прошедшие восемь месяцев, общество нужно оздоровлять психологически. С одной стороны, нужно понять, как быть более человечными в этой ситуации. С другой, учитывая геополитические процессы, мы не можем быть мягкотелыми, нам нужно разработать внутреннюю доктрину отношения к миру.
— Как волонтер, который занимается материальным обеспечением армии и контактирует с военными, с одной стороны, и как начинающий политик с другой, как ты оцениваешь принятые законы о специальном статусе отдельных регионов Донбасса и вообще мирный план Президента? Какие наибольшие ошибки допустила власть этим летом?
— Очевидно, у Порошенко есть некий внешнеполитический план. На Западе его хорошо принимают на высшем уровне. Это уже признание нашей соборности и целостности, даже если Запад не готов их защищать. Но мир такой, какой он есть, это нужно понимать и с этим работать. И мы видим, что вследствие мер, предпринятых украинской властью, ситуация на внешнеполитической арене, если сравнить, к примеру, с предыдущим перемирием, изменилась в пользу Украины. Этот успех компенсируется внутренними уступками. К ним относится и спецстатус для Донбасса. Очевидно, он для Украины невыгоден. Также это предательство людей, которые были вынуждены уехать из региона, – пока им нечего, кроме летних лагерей, не предложили, а у них там осталось имущество. Я не знаю, какие у Президента дальнейшие планы относительно этого спецстатуса, и трудно сказать, стоит ли эта уступка внешнеполитических договоренностей. Но война продолжается и дорожает, а поступления волонтеров падают. И это свидетельствует о том, что кризис постепенно затрагивает всех.
Меня настораживает абсолютное отсутствие реформ и дает основания предполагать, что не все так безоблачно в действиях Президента и правительства, тем более, что запрос на реализацию непопулярных, но необходимых реформ в обществе есть. И еще одна огромная ошибка власти – это отказ от реформирования Генштаба и министерства обороны.
Москва тщательно готовилась к наступлению на Украину. Мы понимаем, что подготовка длилась не один год. В различные структуры украинской власти было внедрено огромное количество агентов. Кремль мог предвидеть, как поведут себя парламент с включенной в свой состав пятой колонной, силовые структуры. Чего в Москве просто не могли предугадать – это добровольческих батальонов и массового волонтерского движения. Причем сработала не так материальная поддержка, как моральная. Эта связь армии с народом через волонтеров и добровольческие батальоны не была предусмотрена. И я думаю, что на 75% именно она, спровоцировав моральный подъем, способствовала успеху нашей армии. Успеху относительному, конечно. Потому что сколько бы ни было у нас волонтеров, и сколько денег мы бы ни вложили, против российского ядерного оружия мы бессильны.
А теперь посмотрим, как строилась украинская армия все это время. За любую должность надо было заплатить: за комбрига от 15 до 20 тысяч долларов, за помощника руководителя отдела обеспечения – должность без существенных полномочий – 300-500 долларов. Все, что выделялось на части, дерибанилось. При минобороны существовали отдельные фирмы, которые выводили наличные. И все эти люди, не обремененные моральными качествами и профессионализмом, остаются в Генштабе и руководят операциями. Порошенко не согласился на реформирование Генштаба. Очевидно, окружение убедило его в том, что во время войны это нецелесообразно, что было большой ошибкой и что сейчас способствует нарастанию протестных настроений среди бойцов. Мы еще столкнемся с огромной проблемой самосуда. Очевидно, в Генштабе это понимают. И я боюсь об этом говорить, но подозреваю, что есть заинтересованные в том, чтобы как можно меньше людей с активной позицией вернулось с фронта. Чем все закончится – это огромный вопрос и огромная проблема. Ее можно было решить гораздо раньше реформированием министерства обороны и Генштаба.
Виктория СКУБА для InfoResist
