Павел Шехтман, гражданский активист, публицист
В эти дни отмечается столетний юбилей революции, получившей название Февральской, хотя, по новому стилю, революционные события начались 8 марта и достигли кульминации 12-го (когда произошло военное восстание в Петрограде и было арестовано последнее царское правительство).
История знает ещё одну Февральскую революцию, на этот раз «февральскую» во всех отношениях — события в Париже 22–24 февраля 1848 года, низвергнувшие Июльскую монархию короля Луи-Филиппа Орлеанского, а с ней навсегда и саму королевскую власть во Франции.
Наконец, Февральской революцией можно по справедливости назвать и события, связанные с изгнанием Януковича из Украины.
Сопоставим эти три события и попытаемся найти в них общие черты.
Всякая революция есть прежде всего обвал легитимности. К этому, собственно, и сводится по большому счёту весь революционный процесс. Условно говоря, обвал легитимности — это когда солдат спрашивает себя: «Почему этот человек имеет право отдавать мне приказы? Неужели только потому, что его плечи украшены какими-то цацками в виде звёздочек?»
Обвал легитимности — это когда человек, который ещё недавно верил в способность короля исцелять от золотухи, смотрит на этого самого короля и удивляется: «Почему этот толстый господин с большим носом — король? На каком основании он распоряжается нашими судьбами? Чем он вообще лучше моего соседа? Христианнейший король французов Людовик XVI? Нет, гражданин Капет!»
Именно это, научное понимание легитимности (как признание управляемыми права властей предержащих на управление) и пытается всячески замазать авторитарная власть.
Все мы видели, например, нелепейшие рассуждения о «легитимном президенте Януковиче», когда его уже не признавали президентом не только его враги, но и собственные избиратели. Авторитарная власть возвращается к изначальному представлению о легитимности как к праву на власть «милостию Божией», согласно которой Стюарты и Бурбоны остаются «легитимными королями» даже несмотря на то, что их престолы «узурпированы».
При этом ныне функция мистического обоснования права на власть возлагается на «закон», то есть на некие правила, которые власти предержащие сами же для себя и написали. Это очень важно: когда авторитарные пропагандисты говорят о «конституции», они не рассматривают её как условия общественного договора между властью и подданными, но как ниспосланное свыше писание, мистически освящающее право правителя на власть.
Когда они говорят о «выборах», они не рассматривают их именно как акт выбора в рамках общественного договора, но как мистический акт помазания на власть, так сказать «во имя народного духа». И это даже не сознательная демагогия и опиум для народа — это их искренняя картина мира. Потому всякая революция представляется авторитарной власти лишь плодом заговора, внешнего (со стороны другой, явной или тайной власти) ниспровержение установленного Богом порядка.
Источник обрушения легитимности — самоизоляция власти от общества, нарушение системы «обратных связей» и замыкание власти в собственном мирке.
Луи-Филипп за неполные 18 лет своего правления умудрился восстановить против себя не только рабочих, которых он подавлял беспощадно, но и широкие слои буржуазии, поддержавшие Июльскую революцию. Он превратился в заложника финансовой олигархии и отдал ей на разграбление страну до такой степени, что рабочие и их хозяева-промышленники создали против него единый фронт.
Николай II под конец сумел превратить в оппозиционера и почти революционера даже черносотенца Пуришкевича — этот процесс вошёл в историю под именем «распутинщины», хотя сам по себе Григорий Ефимович был скорее лицом и символом, чем причиной и главным действующим лицом происходивших процессов.
Наконец, Янукович оказался главой не просто коррумпированного кланово-олигархического режима — он окружил себя именно наиболее отмороженным «донецким» кланом, его режим всё более и более приобретал бандитские черты, нарушал «общественный договор» не только с обществом, но и с другими фракциями правящей элиты — и в конце концов умудрился сплотить против себя самые разношерстные общественные силы, которые без него, что называется, на одном поле вместе бы не сели.
Но всё описанное мною — лишь предпосылки. Легитимность даже самой дискредитировавшей себя власти поддерживается инерцией, представлением о том, что «какая бы ни была власть, а она единственно законная, альтернативы ей нет, и лучше пусть будет такая власть, чем вовсе никакой».
Эта инерция — собственно то, что спасло режим Путина во время протестов 2012 года.
О том, что послужило триггерами обвала власти во всех трёх случаях и как развивались события, мы поговорим в следующий раз…
