Елена Воронянская, блогер
Если вы успели заметить, я стараюсь не писать о том, чего я не знаю или не видела своими глазами. Хитросплетения церковных отношений меня всегда интересовали мало. Хотя с началом войны, просто трезвый взгляд технаря заставил задуматься, как Украина с древним Киевом вдруг оказалась «младшей сестрой» страны, столица которой появилась на несколько веков позже. Соответственно, с какой стати более поздняя и более малочисленная церковь (да, на России меньше православных, чем в Украине) может руководить старшей с бОльшим числом прихожан. Да еще и после того, как благословила убийство украинцев и вооружила наших врагов. Конечно, в связи с последними событиями появилась масса толковых материалов об отношениях церквей. Каждый желающий смог внести какую-то ясность для себя, почитав, например, «Парад автокефалий» и «Греческий вопрос» в «ПиМ». Но все это сложные высокие материи, а я сейчас о простом и ясном – как формируется отношение обычного незашоренного человека к той или иной церкви на основании поступков священнослужителей и прихожан.
Наше поколение с детства воспитывали атеистами. У меня это было усилено тем, что папа был старшим офицером, коммунистом, и его положение автоматически исключало любые взаимоотношения с церковью. Да и жили мы далеко от бабушек (но они тоже боялись подходить близко к церкви – советская власть умела намертво вбивать нужные рефлексы). Поэтому культура посещения церкви, знание обрядности у меня отсутствовало полностью, впрочем, как и у большинства схидняков, посещающих церковь только на Крещение и Пасху, чтобы посвятить атрибутику и продолжить нарушать все заповеди с чистой совестью. Естественно, отношение к УПЦ МП (а чаще всего сталкивалась именно с ней), формировалось именно в ходе обыденной жизни.
Первый раз шок я испытала на похоронах бабушки сотрудницы. Это были тяжелейшие 90-е годы, когда мы жили, по сути, натуральным хозяйством. Все, кому пришлось тогда хоронить, помнят фактическое отсутствие услуг в этой сфере. Даже гроб приходилось «доставать». Надо сказать, что завод помогал, чем мог. Гробы штамповали в модельном цехе, выписывали через профсоюз, давали по наряду грузовик и отпускали сотрудников копать могилу. Ткань для обивки покупали в «Шпилевом» по талонам, приводили «голый ящик» в правильный вид в цеху или в отделе. Сотрудницы помогали готовить поминальный обед дома. А смертей было много – потрясения, самоубийства, плохое питание, убогая медицина, отсутствие лекарств. Поэтому, участвовать во всем этом приходилось часто. Многих не отпевали, но старых людей старались похоронить все-таки по христианскому обряду. Обычно все проходило нормально. Но тут отпевать Светину бабушку явился выпивший пожилой дедок в грязной рясе, читавший по смятой бумажке, забросавший грязью гроб и комнату (шел сильный дождь, мы не знали, что надо приготовить землю, поэтому, когда он велел набрать земли, кто-то из мужчин принес прямо от подъезда). Отчитав и получив деньги, он влез в кухню, где мы готовили на поминки и начал жадно хватать и прятать в сумку все, на что упал взгляд: водку, колбасу, консервацию. И не пошлешь же его, да еще в чужом доме. Осадок остался неприятный, мягко говоря.
Второй раз шок был, когда по просьбе старшей дочки решила покрестить детей (у них в младших классах была очень порядочная верующая пожилая учительница с апокалиптическим уклоном – основания для уныния были. Бог отнял у нее мужа-шахтера, когда она с крохотными новорожденными близнецами лежала в роддоме. Преодолев временное помешательство, она нашла в себе силы поднять детей. И потеряла в шахте одного из близнецов, с семьей которого жила). Мои папа и мама были категорически против, поэтому, невзирая на молчаливое недовольство тети и дяди спонтанно решила сделать это во время гостевания в Полтаве. Пошла договариваться, удивилась, как дорого. Сказали купить крестики и рушники и подойти сразу после службы. Я первый раз в жизни попыталась отстоять службу вместе с детьми. После 2-часов стояния в тесной душной толпе под невнятное убаюкивающее бормотание непонятных церковнославянских слов, мелкая тихо заплакала и начала сползать, теряя сознание. И мы ушли. Дядя обрадовался, что мой замысел не удался, свозил нас в Диканьку, девчонкам полегчало, да и мне, честно говоря, тоже. После я не раз слушала разумные понятные проповеди у греко-католиков или в УАПЦ, заходила в удобные и строгие католические храмы с их скамьями, столами и молитвенниками, где не изнуряли прихожан долгим стоянием, непонятными речами, и начинала понимать, почему из наших церквей люди выходят не просветленные, а измученные и подавленные. Не все, конечно, но подавляющее большинство. И что страшно, как при дедовщине в армии, у них возникает желание мучить и унижать других, их легко заряжать негативом и агрессией. Я писала уже, как на кольце завода ОР, злобно хлестали моих детей вербовыми розгами.
Следующий шок (а заодно и окончательное понимание, какая страшная разрушительная сила таится в церквях и попах МП), приключился осенью 2004 года на площади Горького, когда толпа заряженных мракобесов высыпала из церкви. Я тогда работала в Укртелекоме, работа была связана с постоянными переездами по городу. Богатейшая на тот момент контора жлобилась на мобилки для сотрудников, и я, как руководитель группы, вынуждена была таскать с собой здоровенный радиотелефон с устрашающего размера зарядкой. Той осенью он не раз помог мне спасти от незаслуженной расправы самых разных людей. На площади Горького я села в трамвай, чтобы доехать в цех. Набилось полно бабок после службы в церкви. Заведенных, злющих. Ни с того, ни с сего накинулись на девчонку — школьницу в оранжевой куртке. Сначала обзывались, потом начали рвать с нее куртку. Массовый психоз в закрытом объеме – страшное дело. Я понимала, что мне одной с ними не справиться, и тут в сумке заорала моя «рация». Вызывала диспетчер с очередным внеплановым заданием. Часть старух повернулась в мою сторону. А я противным начальственным голосом начала громко объяснять невидимому собеседнику, куда выслать наряд, ибо беспорядок в общественном транспорте недопустим.
«Против лома нет приема окромя другого лома». Хорошо, что луганская публика привыкла уважать любых людей при власти. Бабки притихли. Мы выскочили на остановку раньше 25-й школы – восьмиклассница ехала туда на уроки. Девчонка ни ухом ни рылом не была «оранжевой», против которых батюшка «накачивал» прихожан, — ей просто мама летом куртку купила. Тогда этот цвет еще не пугал никого. Потом я еще несколько раз проверила действие «начальственной рации» — удалось отбить от рыгов теток-социалисток, которые в третьем туре агитировали за ненавистного Ющенко, напротив Восточного рынка. И спасти поношенную «шестерку» с оранжевыми листьями-заплатками, которую пытались разбить на Гаевом заведенные агитацией деды-пенсионеры, хотя она никакого отношения к оранжевому Майдану не имела и принадлежала такому же пенсу, как они. Тогда уже в Луганске был сделан шаг к тому, что произойдет в 2014. И попы МП имели к этому самое прямое отношение. Им легко удавалось ожесточить и направить паству в нужном направлении. И в 2014 они воспользовались этим полной мерой.
В этой связи вспоминается еще поездка в Святогорскую Лавру задолго до войны. Контраст пыльной скучной донбасской дороги с тем чудом, которое поднималось из белоснежной скалы на крутом зеленом берегу Донца, ошеломлял всегда. Правда, строгий пропускной контроль за платками и юбками немного портил настроение – не люблю насилия в любой упаковке, но не лезу «в чужой монастырь со своим указом». Водил по Лавре нас молодой монах, бывший учитель. С военной выправкой, в военных сапогах, ряса подпоясана армейским ремнем. Все эти странные для священнослужителя атрибуты, знакомые офицерской дочке с детства, резали глаз. Тем более, что все встречавшиеся нам по пути монахи выглядели, как хорошо муштрованные солдатики. И я задала вопрос — откуда и почему? И он ответил, что отец-настоятель у них относительно молодой, бывший военный (вот жалко не спросила тогда из чьей армии), договорился, чтобы склад их расформированной в/ч передали монастырю. Украины в Лавре не было задолго до войны – только великая Россия на каждом шагу. В 2014 я часто вспоминала монашков-солдатиков и нескончаемые пещеры, в которых можно спрятать много оружия. Олена Степова много писала о знакомых священниках-автоматчиках. И в Луганске возле СБУ все помнят бесконечные религиозные шествия-накачивания церквей МП.
В 2001 году формальная крестная нашей младшей (в год, когда родилась дочка, ввели обязательный обряд торжественной регистрации во Дворце Счастья с обязательными почетными родителями – с недоношенной слабенькой девочкой жарким летом, когда стафиллококк косил новорожденных, нам было не до торжеств, но иначе не давали свидетельство о рождении) попросила у нас разрешения покрестить ее в церкви. А заодно уговорила и меня. Тогда я еще легко поддавалась чужому давлению, стремясь не портить отношения. Тем более, что особого предубеждения у меня не было. Кума тогда занималась вопросами религий в ОГА и знала, куда нас вести. Крестил между Рождеством и Крещением в холодном неуютном зале церкви бывший афганец с завода ОР, ставший священником после той ненужной войны в чужой стране. Неприятно удивили шикарные церковные постройки, на которых висели благодарственные таблички благотворителям, известным преступникам города, т.е., если есть деньги – убивай, воруй, греши, но плати церкви, и все тебе простится.
И тогда, невзирая на торжественность момента, я подумала, что церковь – квинтэссенция государства, где человек для нее, а не она для человека. И никто не стремится организовать процесс, чтобы этому маленькому человеку было комфортно и удобно прийти к Богу со своими печалями и радостями. Он обязательно должен преодолеть массу препятствий, начиная с дороги и плохого транспорта, отстоять на ногах службу (а ведь подавляющее большинство верующих – пожилые больные люди), следовать грубым указкам заправляющих в церквях бабок (из Благовещенского собора в Харькове я как-то вынуждена была увести детей, чтобы они не видели привселюдный дележ приношений, когда эти церковные крысы чуть не подрались у всех на глазах), платить немалые деньги по установленной таксе за любой обряд. Сейчас думаю, что я скорее агностик, чем атеист или истово верующий человек. Но тогда сложилось, как сложилось. Вера не помешала (а скорей, помогла) нашей куме с удовольствием предать страну, которой она госслужила и искренне пожелать нам, клятым «бендеровцам», всего наихудшего в предвкушении будущей «Швейцарии». Я думаю, что как практичный человек, сейчас она видит, что обещанные выгоды превратились в сплошные убытки и уже не так сильно, как в 2014, ненавидит Украину. Но история, увы, не имеет обратного хода.
Но знала я в Луганске и священника с противоположным подходом к людям. Выпускник семинарии, западенец, много лет собственноручно строивший свой Храм (небольшую церковь возле своего дома на Восточных кварталах), удивлял меня своим терпением и массой талантов. В не самом легком и благочестивом районе города, в не самой популярной греко-католической церкви он умудрялся быть семейным психотерапевтом, внимательным слушателем, помогать в самых неожиданных делах, читать проповеди понятно и вразумительно, сочетая Закон Божий с современными проблемами. За советом к нему ходили не только прихожане, его уважал весь район, в котором он жил, невзирая на его молодость, небольшой жизненный опыт и украинский язык, которому он никогда не изменял. На большие церковные праздники он заказывал бусик, который привозил людей, чтобы они не отвлекались от праздника на трудности. Меня всегда поражала его житейская мудрость и готовность прийти на помощь. Храм он достроил в 2013. А в 2014 успел уехать и увезти матушку с двумя детьми. Слава Богу. И тем людям, которые не побоялись предупредить его и помочь выбраться из города. Еще один человек, надежды и труды которого растоптал русский мир. Я очень надеюсь, что дело его жизни не пропало, и он еще откроет двери своей маленькой церкви в Луганске.
Еще до переезда у меня появились места в Киеве, куда я могу зайти, подумать о смысле жизни, мысленно попросить совета. Киево-Печерскую Лавру люблю рано утром и поздно вечером, когда затихает купеческая суета на улицах этого города в городе. Не могу принять верховенство МП и его неистребимый торгашеско-кгбешный дух в этой необыкновенно красивой святыне, появившейся тогда, когда слова «Москва» еще не было и в помине. Думаю, что время рассудит и расставит все на свои места. А еще и в праздники и в будни люблю заходить в нашу маленькую церковь и слушать отца Дмитрия. Я уже несколько раз писала о нем. Человек необыкновенной образованности, огромной душевной силы, волонтер, интеллектуал. Ему интересно все, что происходит в жизни нашего маленького городка и нашей немаленькой страны. В победу которой он верит. И заражает этой верой всех окружающих.
