Метка: самоубийство

В Жигулевске 25 декабря совершил самоубийство 18-летний Влад Колесников. Он стал известен летом 2015 года после того, как публично высказался в поддержку Украины.

Влад размещал посты, осуждающие присоединение Крыма и госпропаганду, на своей странице в «Фейсбуке». Он повесил на улице Подольска, где жил у своего деда, плакат “Х.. войне”. Однажды Влад пришел в Подольский промышленно-экономический техникум им. А.В. Никулина (он учился на повара-кулинара) в футболке с маленькой нашивкой цвета украинского флага.

Это обычное для России противостояние романтического героя и самодержавия

“Путин сидит со своей стайкой уголовников и страной заправляет, причем с помощью мощной пропаганды… российские СМИ активно пропагандируют образ врага в виде хохлов, в виде пиндосов», – сказал Влад в июне в интервью Радио Свобода. “Говорить что думаешь – это единственный способ сохранить себя как личность. Остаться адекватным человеком и бороться за шанс жить в нормальном мире”, – сказал он мне полгода назад. Тогда действия Влада, почти ребенка, казались мне проявлением невероятного бесстрашия. Меня поразило, что Влад осмелился говорить публично то, что многие взрослые сейчас рискуют обсуждать только на кухнях. А ведь Влад просто высказывал свое мнение по важным политическим вопросам. Но цена, которую подростку пришлось заплатить за плакат и флажок на футболке, оказалась страшной. Его выгнал из дома родной дед, одногруппники называли в лицо “фашистом-нацистом” и “шизофреником”. Преподаватели обещали строже спрашивать на экзаменах, а потом Влада вовсе исключили из техникума. После того, как Влад уехал к отцу в Жигулевск (Влад называл своей отъезд ссылкой), дед дал интервью газете “Комсомольская правда”. Он уличал внука в связях с ЦРУ, бесцеремонно цитировал записи из личных бумаг Влада и заявил, что очень уважает КГБ.​

25 декабря Влад покончил с собой. Его тихо похоронили 27 декабря на кладбище в Жигулевске. После похорон отец Влада в интервью опять же “Комсомольской правде” сказал: “Мой сын был жизнерадостным человеком. Я чувствовал, в каком он состоянии, о чем он думает. Могу поклясться: никаких мыслей о суициде у него не было”. Однако корреспонденту нашей радиостанции Клэр Бигг Влад неоднократно писал, что его жизнь в Жигулевске невыносима, он подавлен и одинок. Однокурсники в кулинарном техникуме Жигулевска, где Влад продолжил обучение, травили и оскорбляли его. «Я даже вспомнить не могу, сколько раз меня по сути били. Просто идешь по коридору – и «На тебе, сука!», и по уху… Я даже в страшном сне не могу подумать, что за кусок ткани, за флажок и новости о нем – может запуститься такая машина», – писал он Клэр Бигг.

Дед Влада рассказал в интервью “Комсомольской правде”, что у внука не было друзей. Неправда: я знаю, что он дружил с двумя одногруппниками из подольского техникума. «Влад не боится получить неодобрительные мнения. Влад –​ человек слова и дела. Когда человек думает иначе, чем стадо баранов, его начинают гнобить», –​ сказал мне один из них, но попросил не называть его имя из “страха перед сталинскими репрессиями”. Подруга и бывшая однокурсница Влада заставила администрацию социальной сети “ВКонтакте” убрать оскорбительные комментарии со страницы Влада, которые там появились после его смерти. “Он был очень добрым, милым и отзывчивым парнем, которому не повезло с окружением. Я во многом разделяла его политические взгляды, но свое мнение держала при себе, боялась проблем”, –​ сказала мне девушка. Она попросила свое имя оставить в тайне.

Я до сих пор не могу поверить, что Влад умер. Каждый день плачу

В день смерти Влада рядом с ним был его лучший друг и бывший одноклассник Николай Подгорнов. Влад и Николай вместе боролись с пропагандой, осуждали войну с Украиной и во всем друг друга поддерживали. В июне Влад говорил мне, что уедет из России только вместе с Николаем, потому что у него “нет никого дороже и ближе Ника”. Незадолго до самоубийства Влад в переписке с Клэр Бигг очень волновался за лучшего друга. Влад рассказывал, что родители осенью заперли Николая в психиатрическую клинику и он “превращается в овощ”. После того как я узнала о смерти Влада, я сразу подумала о Николае. Почему-то все время вспоминала его слова, сказанные мне в июне: «Ничего удивительного в наших поступках нет. Это обычное для России противостояние романтического героя и самодержавия”. Я звонила Николаю и просила о встрече. Он долго не отвечал, а потом неожиданно согласился увидеться. Я приехала в Подольск, чтобы понять, почему талантливый и очень смелый Влад покончил с собой и как живет Николай после смерти лучшего друга.

Николай сидит передо мной в кафе около вокзала в Подольске. На нем тот серый свитер, в котором они с Владом вешали плакат “Х… войне”. Николай выглядит очень аккуратным, спокойным и сдержанным. Руки у него в шрамах от порезов, которые он наносил себе сам, чтобы меньше чувствовать душевную боль. Николай говорит, что сейчас пьет седативные препараты. Не знает, как справиться иначе со своим состоянием. “Я до сих пор не могу поверить, что Влад умер. Каждый день плачу. У меня был один настоящий друг. Мы очень похожи во многом, но я умею быть дипломатичным, говорить людям то, что они хотят услышать. А Влад был бескомпромиссным все всем. Он не считал нужным лицемерить и врать ради собственной безопасности”, – говорит Николай.

Мне давали сильнейшие препараты: галоперидол, амитриптилин, акинетон, пропазин. Из-за побочного эффекта лекарств я мог только тупо качаться из стороны в сторону

В октябре родители положили Николая в острое отделение подросткового центра при московской психиатрической больнице №15. “Я дал согласие на госпитализацию под влиянием семьи и психиатра. Он мне заявил: “Если хочешь, чтобы из тебя, асоциального элемента, сделали достойного члена общества, надо лечиться”. Я думал, в больнице у меня будет время переосмыслить свою жизнь. Планировал читать книги и размышлять. Вместо этого мне давали сильнейшие препараты: галоперидол, амитриптилин, акинетон, пропазин. В свободное от лечения время из-за побочного эффекта лекарств я мог только тупо качаться из стороны в сторону. Голова была как в тумане, я не мог прочитать ни строчки. На воздух мне выходить не разрешали, иногда удавалось уговорить санитара проветрить палату перед сном”, – говорит Николай.

Когда человек думает иначе, чем стадо баранов, его начинают гнобить

Его выписали за несколько дней до совершеннолетия. Врачи так и сказали: “Мы не хотим заниматься оформлением бумаг, переводить во взрослое отделение, а иначе ты бы у нас еще месяц лечился”. После выписки из больницы Николай под контролем родителей продолжал принимать нейролептики. “Состояние было – что мне воля, что неволя, внутри – пустота. Мне стало неинтересно даже с Владом общаться. И я решил перестать пить таблетки в полном объеме, выплевывал их. После этого немного ожил, но из-за последствий лечения помню произошедшее в последние месяцы смутно, как дурной сон”, – рассказывает Николай. Спрашиваю Николая, почему родители решили, что ему необходимо лечение в психиатрической клинике. Николай отвечает, что отец и мать начали сомневаться в его психическом здоровье после их с Владом политических акций. Николай повторяет, что ни в чем отца и мать не винит. Раз врачи считают, что он нездоров, так и есть, несмотря на то что до госпитализации Николай чувствовал себя лучше.

До помещения в больницу Николай дал слово Владу навестить его на католическое Рождество и сдержал обещание. Сразу после того как Николай приехал, Влад забрал у него галоперидол и положил вместе со своими таблетками. По словам Николая, Влад давно выяснил, как из доступных без рецепта препаратов составить смертельную дозу, и держал ее при себе.

“Влад все время говорил, что не хочет жить. Ему пытались помочь разные люди уехать из страны, но он перестал верить в себя. Мысли о самоубийстве у него появились еще в июне, он часто говорил об этом, так часто, что я уже перестал за него бояться. У меня нет однозначного ответа на вопрос, почему Влад покончил с собой. Видимо, он окончательно отчаялся и устал. Я поддерживал Влада из всех сил, убеждал жить дальше”, – говорит Николай.

Если после наших поступков хоть один человек понял, что война и ложь – это плохо, мы не зря боролись. И смерть Влада не была совсем напрасной

25 декабря, по словам Николая, Влад ушел в свою комнату на несколько минут, потом выбежал оттуда в коридор. Крикнул, что выпил двадцать таблеток галоперидола. Влада тошнило, он зашел в туалет. Через пять минут отец Влада открыл дверь, увидел сына без сознания, пощупал пульс и вызвал скорую. Медицинская бригада приехала через десять минут и констатировала смерть. Николай остался в доме отца Влада до похорон. “Я должен был проводить Влада в последний путь. Не представляете, как мне было тяжело эти дни в доме отца Влада. Родственники Влада спрашивали меня: “Зачем ты приехал, ты же псих?” Дед Влада обещал, что не оставит меня в покое, переписал мои паспортные данные… Влад все время изображал перед отцом позитивного молодого человека. Папа Влада думал, что у сына все хорошо и он с оптимизмом смотрит в будущее… Теперь он винит в смерти Влада журналистов. Неправда, что Влад не “вынес славы”, как пишут некоторые. Внимание людей ему нравилось. Он был рад, что может высказывать свое мнение. Только очень сомневался в последнее время, что его политический протест имеет какой-то смысл. И я не жалею о наших акциях. Если после наших поступков хоть один человек понял, что война и ложь – это плохо, мы не зря боролись. И смерть Влада не была совсем напрасной», – говорит Николай.

Иногда я думаю сдать себя в психиатрическую клинику. Пусть лучше буду овощем, чем постоянная боль

Николай не скрывает, что ему сейчас очень плохо. Родители отселили его к бабушке. Они не хотят, чтобы Николай общался с младшим братом. “Иногда я думаю сдать себя в психиатрическую клинику. Пусть лучше буду овощем, чем постоянная боль. Часто размышляю о суициде… Из-за лечения я не смог продолжить учиться в вузе и взял академический отпуск. Сейчас я ищу работу в Подольске. Хочу каждый день к определенному времени куда-то приходить. Трудно целыми днями сидеть одному дома и бесконечно думать о Владе», – говорит он.

Николая очень волнует, что стало с незаконченной книгой Влада. Компьютер Влада изъяли следователи. Там остались черновики книги, которую молодые люди собирались написать вместе. “Влад должен был рассказать о том, как всем наплевать друг на друга в жигулевском кулинарном техникуме. Я – о равнодушии в престижном московском вузе. В нашем обществе один человек для другого – пустое место. Я буду писать об этом. Теперь один”.

Николай сказал, что за 37 дней в психиатрической больнице он очень изменился. Больше всего сейчас боится возвращения в лечебницу. “Мне надо сохранить то немногое, что у меня есть. Я слежу за новостями, и мои политические взгляды не изменились, но сейчас я избегаю любых конфликтов. Если заберут в полицию, то оттуда сразу отправят в психушку. Родители заставят меня согласиться на лечение. Я завишу от них финансово, и выбора у меня нет. Понимаете, я – не Влад, я – не герой”, – говорит Николай.
Через несколько дней после нашей встречи Николай прислал мне ссылку на мультфильм о пингвинах, который он часто пересматривает в последнее время. Сюжет мультфильма такой. Пингвины высиживают яйца, согревая их теплом своего тела. У одного пингвина было очень странное яйцо: из него никак не хотел вылупляться птенец. Остальные пингвины считали, что это не яйцо, а белый овальный камень. Они называли пингвина чудаком и требовали, чтобы он оставил пустую затею. Но наш пингвин не верил им и заботился о яйце, как мог. Когда надо было срочно плыть на другой берег, пингвин взял яйцо с собой. Пингвин плыл с яйцом в крыльях долго и упорно по бурному морю. В конце концов пингвин потерял силы и утонул, но не выпустил из крыльев яйцо. “Он понял, что видит последний раз и лед, и солнце. Все это осталось бы у него на долгие годы, если он отпустил бы камень, но пингвин был уверен, что у него не камень, а яйцо с крохотным пингвиненком, еще не родившимся, но любимым бесконечно”, – так звучат последние слова этого мультфильма.

Журналистка Клэр Бигг рассказала о своей переписке с 18-летним Владом Колесниковым, который стал известен после своего выступления в поддержку Украины. В статье для «Радио Свобода» она поведала, что заставило юношу покончить с собой.

В городе Жигулевске Самарской области покончил с собой мой друг, 18-летний Влад Колесников. Я переписывалась с ним в течение нескольких недель перед его смертью. Влад стал широко известен в июне 2015 года, после маленького выступления в поддержку Украины. Он вел популярный блог в Facebook, но его отчислили из техникума, им заинтересовались спецслужбы, его затравили родственники и сверстники. 25 декабря Влад Колесников принял смертельную дозу лекарств.

«Влад Колесников. В последний раз был 25 декабря в 13:36».

Мой сервис текстовых сообщений Telegram зловеще молчит. Последнее сообщение от Влада пришло 25 декабря, сразу после рождественского обеда, когда мои дети шумно выбежали за дверь на прогулку:

Он не отвечал на мои звонки. Мои панические сообщения до него тоже не доходили, они c тех пор помечены как «непрочитанные». Я связалась с одним человеком в России, который, как мне казалось, мог бы помочь. Через несколько часов полиция подтвердила мои худшие опасения: Влада больше нет, он покончил с собой, приняв смертельную дозу лекарств. Юноша, в течение нескольких недель бывший моим ежедневным онлайн-собеседником, теперь лежал мертвый на столе в каком-то богом забытом российском морге.

Его звали Владислав Павлович Колесников, ему было 18 лет.

Я несколько раз до этого писала о его проблемах. Но когда я в очередной раз связалась с ним 2 декабря, его ответы звучали как крики о помощи. Он находился в отчаянии и стремился рассказать мне о своей жизни. Мы переписывались в Telegram, часто по несколько раз в день. В большинстве случаев я просто читала. Влад попросил меня рассказать о нем, если с ним что-то случится. Он хотел, чтобы мир знал, что его преследуют, знал о насилии и о сокрушающей душу изоляции, которой могут подвергнуть в России любого человека, хоть чем-то отличающегося от остальных. Это было его последним предсмертным желанием.

Что могло заставить умного, образованного, здорового 18-летнего юношу покончить с собой? В сегодняшней России ответ таков: весьма немногое. Событие, обрушившее жизнь Влада Колесникова, как карточный домик, кажется совершенно рядовым, до абсурдности. Однако на фоне потоков воинственной ненависти, льющихся сегодня с экранов российских телевизоров, даже детские шутки могут обернуться смертью.

3 июня 2015 года Влад появился в своем техникуме в подмосковном Подольске в футболке, на которой был изображен флаг Украины и надпись: «Вернуть Крым!». В современных российских условиях такой поступок однозначно можно трактовать как невиданную храбрость. Влад – не украинец, не политический активист и не правозащитник. Он был простым российским подростком, недовольным действиями собственной страны в отношении Украины. И, в отличие от большинства, он не побоялся сказать это вслух. Несколькими неделями раньше, во время визита в местный военкомат, он включил на своем мобильном телефоне гимн Украины.

А еще через несколько дней после случая с футболкой его избили одноклассники. «Просто разбитая губа, царапины, несколько шишек на голове и три капли крови», – написал он в «Фейсбуке», стараясь храбриться. Однако те, кто его окружали, явно не собирались на этом заканчивать. К нему в дом пришли полицейские. В военкомате ему вынесли диагноз «расстройство личности». Потом Влада исключили из училища, «по его собственной просьбе», как ему было заявлено. Дальше – хуже. Его собственный дед, отставной офицер КГБ, в квартире которого Влад Колесников жил в Подольске, выгнал его из дома. Он собрал его вещи, усадил на поезд и отправил к его отцу в город Жигулевск Самарской области – на прощание пообещав свернуть ему шею, если задумает вернуться.

Но и на этом не закончилось. Бывший кагэбэшник продолжил клеймить своего внука позором в язвительном интервью, данном корреспонденту газеты «Комсомольская правда», в котором рассказал, что Влад был толстяком, но решил похудеть, обвинял его в связях с Западом и позволил себе цитировать фразы из его личного дневника. «Комсомольская правда», само собой, была только счастлива, получив возможность опубликовать такую статью. Тогда Владу было еще только 17 лет, он был почти ребенком.

«Я даже в страшном сне не могу подумать, что за кусок ткани, за флажок и новости о нем – может запуститься такая машина», – написал он мне позднее.

Жизнь в Жигулевске утешения Владу не принесла, а слухи о его гомосексуальности лишь подливали масла в огонь. Его новые одноклассники привычно избивали его, толкали, издевались, плевали в лицо, швыряли в него грязью и снежками. А еще звали «хохлом» и «пидором».

«Я даже вспомнить не могу, сколько раз меня по сути били. Просто идешь по коридору – и «На тебе, сука!», и по уху…» – писал он мне.

Влад рассказывал, что некий местный дружинник пообещал ему, что «он никогда не закончит школу». И родной отец его не поддерживал. По словам самого Влада, тот лишь сразу предупредил его, чтобы он не создавал ему в Жигулевске проблем. Кроме того, его опять вызвали в полицию. Влад был очень напуган. И совершенно одинок.

О его ужасном состоянии знали очень многие, у Влада только в «Фейсбуке» набралось больше 2 тысяч подписчиков. Однако ему на помощь не пришел ни один учитель, ни один родитель кого-либо из соучеников, ни один общественный активист. За исключением его единственного друга из Подольска, вокруг Влада не было абсолютно никого. Пустота.

«Мне нельзя обращаться в полицию (те еще летом дали понять, что помогать мне не будут и, процитирую, «сам бы тебе в морду дал за такие вещи…»). В Жигулевске здесь со мной вообще что угодно могут сделать. Отчаянно ищу, куда можно уехать», – писал мне Влад Колесников.

Поймите меня правильно. Я не собираюсь поливать Россию грязью, я прожила в России много счастливых лет и знаю, что в этой стране есть многое, достойное любви. Однако я не перестаю задавать себе вопрос: что это за общество, в котором детей натравливают друг на друга, а старшие члены семьи поворачиваются спиной к собственным отпрыскам?

А сегодня следователи пытаются представит смерть Влада Колесникова как случайность, вызванную передозировкой алкоголя и наркотиков! Ему не позволяют сохранить достоинство даже в смерти…

Однако я знаю, что он принял лекарства. Знаю, что Влад и его друг – которого силой поместили в психиатрическую больницу более чем на месяц, после того как он помогал Владу в его проукраинской акции, – думали совершить самоубийство:

Я связала Влада с моей подругой, гражданским активистом. Она подняла на ноги юристов и иностранные неправительственные организации, которые занимаются программами эвакуации. Ему нужно было заполнить несколько анкет, предоставить справки, послать электронные письма.

Но Влад потихоньку переставал верить в этот проблеск надежды. Он устал. Ему казалось, что мир обрушился на него и выхода наружу уже нет:

«Я вам верю и доверяю. Но… я не верю в чудо», – написал он мне за несколько дней до смерти.

Я сделала все, что было в моих силах, чтобы помочь Владу, но я потерпела поражение. Нам не удалось его спасти. Влад был очаровательным юношей, умным, храбрым, пытливым. И, несмотря на выпавшие на его долю суровые испытания, очень заботливым.

За день до своей смерти он пожелал моей семье счастливого Рождества. И даже добавил смайлик…