Заявление избранного американского президента Дональда Трампа о том, что его страна может отказаться от политики «одного Китая», подразумевающей признание только одного китайского правительства, может привести к тектоническим сдвигам не только в американской внешней политике, но и в мире в целом. Масштаб этих сдвигов сегодня трудно предугадать.
Далеким от истории и дипломатии людям может показаться, что Соединенные Штаты придерживаются политики «одного Китая» только недавно — с 1979 года, когда между США и КНР были установлены дипломатические отношения.
Но на самом деле Соединенные Штаты признавали один Китай все послевоенные десятилетия, только считали законным правительством страны власть, проигравшую гражданскую войну и закрепившуюся на острове Тайвань. Эта власть считала (и продолжает себя считать) единственным законным правительством всего Китая, а не только Тайваня. В свою очередь КНР считает Тайвань своей провинцией, и в этом нет никаких противоречий. Потому что и власти на Тайване считают остров провинцией Китая. Противоречие — в том, чья власть законна.
О «двух Китаях» в Вашингтоне заговорили только в начале 70-х, когда решили приступить к нормализации отношений с коммунистическим режимом в Пекине.
Тогда же США официально признали Тайвань частью Китая, согласились с передачей КНР места Китая в ООН и разорвали дипломатические отношения с островным правительством Китайской Республики. У США и Тайваня установились прочные неформальные связи, регулируемые специальным законом об отношениях с Тайванем. Таким образом, логически было признано, что Китай — один, а вопрос о легитимности власти будет решен внутри самой этой страны. Любой пересмотр сложившегося порядка вещей, по сути, выглядит, не пересмотром взаимоотношений с КНР, а покушением на территориальную целостность Китая. Потому что в Китае нет никаких сомнений в том, что Тайвань — это неотъемлемая часть страны. Сомнения, впрочем, есть на Тайване. Например, действующий президент Цай Инвень, с которой беседовал Дональд Трамп — сторонник независимости острова и провозглашения независимого Тайваня. С этой позицией соглашаются многие активисты ее собственной Демократической прогрессивной партии. Но сторонники другой ведущей партии Тайваня — Гоминьдана, находившегося у власти на острове почти все послевоенные десятилетия — приверженцы сохранения территориальной целостности Китая. Так что и на самом Тайване не все просто.
Побеседовав с Цай Инвень, Дональд Трамп уже нарушил неописанную традицию отсутствия контактов президентов США и глав Тайваня. При этом он обращался с собеседницей с упоминанием титула — госпожа президент.
Но Цай Инвень — вновь напомню — не президент Тайваня, островом официально управляет совсем другой человек. Цай — президент Китайской Республики. Всей Китайской Республики. И понятно, что такой разговор и такое обращение не могло вызвать обеспокоенности в Пекине.
Трамп считает, что приверженность принципу «одного Китая» может быть сохранена в результате некоей сделки с Пекином, в том числе и торговой — и тем самым еще раз показывает, чем бизнесмен — даже очень хороший — отличается от политика — даже очень плохого. Территориальной целостностью не торгуют. Тем более, когда речь идет о такой стране, как Китай, которую чужеземцы много раз разрывали на части, которая стала по-настоящему единой только в ХХ столетии. То, что для Трампа — жест, для Китая — принцип. Пекин не предпринимал никаких силовых действий по отношению к Тайваню не только потому, что боялся американцев. А еще и потому, что территориальная целостность Китая никогда не подвергалась сомнениям — ни в тех странах, где признают в качестве законного правительства Пекин, ни в тех странах, где признают Тайбэй. Никто и никогда не имел отношений с Тайванем, а только — с другим законным правительством всего Китая.
Что предпримет Китай, если Соединенные Штаты действительно отступят от принципа «одного Китая», восстановят с Тайванем дипломатические отношения, начнут официальные контакты с его руководством? Пекин вполне может расценить это как действия, направленные на подрыв территориальной целостности страны и отступить от принципа мирного воссоединения.
И вот тут возникает простой вопрос, на который Дональду Трампу стоило бы себе ответить до того, как он вступит в должность президента Соединенных Штатов. Готов ли он воевать с Китаем за Тайвань — даже если остров провозгласит независимость и откажется от претензий на весь Китай? Готов ли он вмешаться в гражданский конфликт на Тайване, который также может стать последствием такого решения? И если такой готовности нет — то какой смысл в жестах, которые рано или поздно продемонстрируют, что не Китай может поступиться принципами из-за давления США, а США могут поступиться принципами из-за давления Китая? И не потому, что Америка слабее, а потому, что речь идет о вопросе, который куда важнее для китайцев, а не для американцев.
Говоря, о тектонических сдвигах, я думаю не о войне в Тайваньском проливе. Я думаю о демонстрации слабости Соединенных Штатов, которая неизбежно последует, если подходить к решению принципиальных вопросов без понимания стратегических последствий собственных действий.
А мир, в котором будут присутствовать сильный Китай и слабая Америка — это совсем другой мир, чем тот, чем тот, в котором мы живем сегодня.
