Интервью Юрия Касьянова изданию «Обозреватель».
Вы в последнее время не очень охотно общаетесь с журналистами. Почему?
Во-первых, мне пиар не нужен. Во-вторых, просто не вижу смысла. Подавляющее большинство журналистов просто не хотят писать о тех проблемах, о которых хочу говорить я.
О чем именно не хотят писать?
О реальных проблемах, которые есть на войне.
Перечислите самые основные.
Самая главная проблема – то, что у нас в государстве войны практически нет.
Если не считать пропагандистских лозунгов, употребляемых руководством государства – об агрессии России, о том, как мы ей противостоим, о том, какие мы молодцы… Это такой ультрапатриотический вульгарный слог, который мы слышим постоянно. По факту же руководство страны не принимает войну, боится войны. И большая часть людей во власти во время войны продолжает решать свои маленькие (для нас – огромные в денежном эквиваленте) шкурные вопросы. Зарабатывают на поставках военной техники, на топливе, на торговле с оккупированными территориями, с Россией….
Получается очень неприятная история. С одной стороны – патриотично настроенные простые люди, которые любят свою страну и хотят поскорее закончить эту войну. С другой – руководящая верхушка, использующая эти настроения, использующая людей – гибнущих, остающихся калекам – как ресурс.
По-прежнему продолжается дерибан собственности. Только на этот раз – под прикрытием красивых лозунгов.
Особенно неприятно в этой ситуации, когда отдельные так называемые волонтеры участвуют вместе с ними в этом дерибане. Или создают себе политическую карьеру. Такое тоже у нас есть. И люди на это ведутся.
И есть так называемые «прославленные командиры», о «доблести» которых много могут порассказать люди, реально находящиеся на фронте. Но этих командиров пиарят, их фото помещают на обложки журналов, приглашают в политические партии. Хотя многим из них место в суде.
Фамилии вы не называете?
Нет смысла называть фамилии. Такая ситуация сложилась вследствие того, что наше государство как было, так и остается патриархальным самодержавием по своей сути. И мы, люди, избирая кого-то президентом, наделяем этого человека громадными полномочиями. И в результате имеем главу государства, который не является национальным лидером, которого не волнуют национальные интересы, такого же чинушу и торгаша, как и его предшественники.
Вы говорите, что сейчас активно зарабатывают на поставках техники и вооружения. Что конкретно имеете в виду? Поставляют некачественную технику и оружие по большой цене? Не поставляют вовсе? Поставляют меньше, чем декларируют?
Могут и совершенно нормальные вещи предлагать армии. Просто денежные потоки от продажи идут через свои фирмы. И часть прибыли через людей, приближенных к высшему руководству, просто уходит в чьи-то карманы. Это огромные заработки. Никому в нашем государстве не положено просто так заниматься обеспечением армии. Кроме, наверное, волонтеров.
Вы сейчас находитесь у нас, в том месте, где мы за народные деньги собираем беспилотные аппараты разного класса. Мы проводим самостоятельную разведку, и результаты этой разведки доносим до всех штабов, до всех командиров, которые заинтересованы в этом. Так мы пытаемся закрыть брешь в снабжении развединформацией наших вооруженных сил.
На самом деле, если бы государство хотело, было заинтересовано или, скажем, у кого-то из руководителей страны был бы бизнес, связанный с беспилотниками – беспилотников в войсках уже давно было бы очень много. Но люди, управляющие государством, в этом не заинтересованы.
Поймите, беспилотник – не такая уж дорогая вещь. Нам БПЛА обходится в 2-3 тысячи долларов. В то же время, я знаю фирмы, которые продают такие же аппараты армии по 15-20 тысяч долларов.
Смотрите, управляемая противотанковая ракета стоит от 2 до 5 тысяч долларов. Таких ракет государство производит сотни штук, их поставляют в войска. И на этом кто-то зарабатывает деньги. Потому что в цене заложена большая маржа. Кто-то на этом неплохо зарабатывает, выводит эти деньги в оффшоры. А сделать 2-3 десятка БЛА, и создать наконец службу аэроразведки на фронте никто так и не взялся. Хотя это стоит в разы меньше. Просто у них нет такого предприятия, нет таких технологий – и они за это не берутся.
То, что вы делаете – это же, по сути, и есть та самая служба аэроразведки? Разве что не государственная?
Да, это народная служба. Наши люди за это не получают денег. Рискуют своими жизнями, не имея ни статуса участника боевых действий, ни страховки – хотя попадают под обстрелы, получают ранения. Наши волонтеры не имеют с этого ничего – просто помогают армии. Как и все нормальные люди в нашей стране.
Вы пробовали как-то решить эту проблему? Обращались куда-то?
Как?.. Поймите правильно, мы не противопоставляем себя полностью людям, находящимся в управляющем звене государства. К счастью, там, наверху, люди разные. Да, президентская вертикаль пытается всеми путями монополизировать и исполнительную, и законодательную власть и прийти к варианту «Янукович-2» или «Кучма-3». Но в руководстве, среди людей, имеющих достаточно полномочий и собственных денег, есть и патриотически настроенные, которые пытаются нас как-то поддерживать.
Но эта поддержка имеет больше практический смысл. Если мы куда-то едем – нам могут помочь с обеспечением безопасности. Хотя эти вопросы мы в основном решаем по месту.
Мы же знаем всех на фронте. И когда приезжаешь, скажем, в 30-ю бригаду – они приставляют к нам разведчиков или стрелков, которые обеспечат нашу безопасность — хотя бы от стрелкового оружия. Понятно, что во время минометного или артиллерийского обстрела они нам ничем не помогут. Тогда мы, так же, как и они, являемся просто мишенями.
Мы попадали под разные обстрелы. Побывали в самых разных ситуациях – на фронте ведь работаем уже давно. Теряли машины, оборудование. К счастью, не теряли людей. А так – по-разному было…
А для вас лично когда был самый страшный, самый опасный момент?
Самый страшный? В личном плане у меня, наверное, таких особо страшных и не было. Хотя попадал под обстрелы. Несмотря на все охранение, противник пытается уничтожить группы беспилотной авиации. Однажды в Крымском диверсионно-разведывательная группа противника прошла наши порядки и обстреляла нас на нашей же территории. Мы были мишенью в чистом поле, на местном стадионе. Но это не так страшно на самом деле — для меня, как для человека военного.
Приходилось попадать под обстрелы «Смерчами» на Веселой Горе под Луганском — когда наши выводили войска из луганского аэропорта, а мы обеспечивали прикрытие этих войск с воздуха. Под обстрелами из гаубиц приходилось побывать… В принципе, не бывает поездки на фронт, когда не попадаешь под обстрел.
Самое страшное — это когда стреляют не по тебе. А когда знаешь, что где-то там воюют близкие тебе люди. У меня сын воевал с первых дней. Вот это было страшно… Страшнее всего.
Системно урегулировать вопрос со статусом волонтеров «Армии СОС», занимающихсябеспилотниками в зоне АТО, никто не пытался?
У нас были предложения перейти в разные структуры. Нацгвардия, войска… Но мы при этом просто бы числились военнослужащими. И не имели бы возможности собирать деньги и строить новые аппараты. Ну, пришли бы мы туда со своими машинами – а через два месяца мы оказались бы никому не нужны: у нас просто не было бы на чем летать, закупить запчасти…
На самом деле, этим должно заниматься государство. То, что волонтерское движение должно постепенно сходить на нет – это нормально. Честно говоря, я думал, что уже к августу прошлого года помощь волонтеров попросту не будет нужна. Но, к сожалению, государство не сильно торопилось помочь своей армии.
Конечно, в целом сейчас обеспечение войск значительно улучшилось – появилась форма, носки, трусы, спальные мешки, топливо, производится ремонт техники… Но еще много где требуется помощь людей.
Имеете в виду закупку каких-то более дорогостоящих вещей, чем форма и спальники?
Не только. Сейчас много говорят о приборах ночного видения, тепловизорах. Но это же просто! Есть деньги – государство должно их закупить. Все!
Мы, например, занимаемся не только беспилотниками. Еще делаем навигационные планшеты с расчетами-таблицами для артиллерийской стрельбы. Очень удобная штука! Планшет работает в режиме оффлайн. Карты загружены заранее. Есть GPS-навигация. В любом месте включаешь планшет – и можешь сориентироваться, где ты находишься, можешь отметить расстояние на загруженных картах, оценить высоты, поставить точки, отмечая, где находится противник, снять точные координаты… Это рабочий инструмент, наша разработка. Мы их уже сотни на фронт передали. Сотни!
Сейчас мы пытаемся эту систему завязывать, чтобы разные подразделения все вместе работали в одном ключе. То есть, они будут замыкаться на радиостанции, а радиостанции будут связывать планшеты между собой.
Что это даст?
Допустим, я разведчик. Находясь на передовой, я заметил какие-то цели. Штаб артиллерии – где-то позади. Сейчас знаете, как это происходит? Ты видишь, что начинается танковая атака (как это было, например, под Дебальцево), они выходят на позиции. Офицер-артнаводчик, который определяет цели, звонит либо по телефону, либо по рации командиру сообщает – вижу цели в таком-то квадрате, такие-то координаты. И артиллерия по ним стреляет. Но ведь это все отнимает время – а танки на месте не стоят. И пока вы передавали информацию, пока в штабе принимали решение, происходит временная задержка, и снаряды уже летят не туда.
Мы хотим сделать, чтобы это было автоматизировано. Разведчик обнаружил цели, поставил пальцем точку на планшете, и координаты тут же автоматически передаются в штаб. Там сразу видят всю картину от разных разведчиков, оценивают обстановку – как и куда двигаются цели, каков их характер. И тут же эту информацию со своим решением — обстрелять таким-то количеством боеприпасов, таким-то орудием – передают в батареи, которые рядом находятся, в тылу. Так мы сократим время реакции, повысим вероятность поражения целей, и в итоге сохраним жизни бойцов.
Сейчас мы над этим работаем. Решение уже есть. Вопрос заключается во внедрении в войска.
А в чем проблема? Это получается слишком дорого?
Совсем не дорого. В этом ведь и есть главное отличие волонтерского движения: мы не коммерческая фирма и за прибыль не боремся. У нас это решение для артиллерийской бригады стоит условно 100 тыс. грн – это его себестоимость. А что такое 100 тысяч? Чуть меньше 5 тыс. долларов. Такой же коммерческий продукт стоит больше 100 тысяч долларов. Что называется, почувствуйте разницу…
Я убежден, что этим всем должны заниматься фирмы, которые – да, получают прибыль, могут ее инвестировать, покупать оборудование, платить людям зарплаты. Так должно быть. Но я против того, когда в столь тяжелое для страны время, когда люди собирают по копеечке, когда государство не способно нормально обеспечить семьи погибших, раненых, калек, — чтобы кто-то на этом зарабатывал тысячи процентов прибыли.
Кроме планшетов и беспилотников чем еще сейчас занимаетесь?
Как все волонтеры, мы занимаемся и обеспечением войск продуктами питания, и б/у формой, которую мы покупаем за границей, потому что она лучше нашей. Занимаемся обувью, прицелами, глушителями на оружие разного типа, что обеспечивает скрытность стрельбы и, опять-таки, снижает риски поражения на поле боя… Палатки, спальники, генераторы, фонари, приборы ночного видения, тепловизоры, командные пункты (оборудование их телевизионными системами отображения информации), карты — бумажные и не бумажные, автомобили…
Чем мы только не занимаемся! Основные направления – это беспилотники и планшеты. Это наукоемкие направления, по которым нас знают. И плюс — это организация разведки. Мы создали систему разведки, в которую включена наша агентура на той стороне (там же есть наши патриоты), войсковые разведчики, разведка в открытых источниках – интернет, данные воздушной инструментальной разведки… Когда беспилотник летает, мы заносим в наши базы данных информацию, фотографии, цели. Это такая закрытая система, благодаря которой можно получить информацию с соседних участков фронта.
В отличие от других волонтерских организаций, мы не занимаемся тыловыми вопросами. Скажем, госпиталями. Да, мы порой делаем скорые — но для фронта или госпиталей на передовой. Так повелось, что мы занимаемся только теми, кто реально воюет и сейчас находится на фронте. Фронт, и 20-30 км в тыл от него.
Мы не следим за тем, как кормят бойцов на полигонах и не отвечаем на запросы «у меня сын идет на фронт – помогите купить бронежилет». Нет у нас сейчас такого, чтобы не было бронежилета или каски, этим государство давно обеспечивает. Если у него пока нет – значит, дадут на фронте.
Лично я не иду во власть. Команда Бирюкова, фактически, приватизировала имидж волонтера в Минобороны, у меня нет точек соприкосновения. Человек, который пошел на государственную службу – это уже не волонтер. Это не плохо, и не хорошо. Это простая констатация факта. Если я завтра пойду в армию служить, или в депутаты подамся, — я уже не буду волонтером. Это очевидные вещи.
Статус волонтера очень распиаренный, переоцененный; общество благосклонно относится к волонтерам. Поэтому многие люди пытаются с этим статусом жить, спать, уезжать на отдых, занимать высокие кабинеты – и вешать табличку «волонтер». Это смешно.
Почему люди стыдятся того, что они пошли на госслужбу, и по-прежнему называют себя волонтерами? Я не понимаю. Хотя сидеть на двух стульях – это, конечно, выгодно. Но, на мой взгляд, неправильно.
Я вообще его не считаю эффективным. Объясню, почему. Я — человек в прошлом военный, и хорошо понимаю, что такое МОУ и как оно работает. Это организация с безумно раздутыми штатами, с размытыми задачами, многие из которых дублируются с задачами Генштаба.
Генштаб в большинстве нормальных стран – это структура, которая занимается непосредственно боевой подготовкой и управлением войсками во время войны. У нас же и Генштаб, и Минобороны занимаются материально-техническими вопросами, потому что это – большие денежные потоки и всем хочется заниматься дележом бабла. И вот ГШ и МОУ борются за денежные потоки. Они привыкли воровать.
И вот они зовут к себе волонтеров – вы, мол, должны помочь. Откуда человек, который взялся возить на фронт носки, трусы, бинокли по зову сердца или потому, что призвали его друга, брата или отца – откуда он знает, как работает МОУ? Он что – семи пядей во лбу? Да нет, это обычный человек, не имеющий соответствующего опыта.
И вот его берут и ставят на какую-то не очень ответственную должность. И тем самым прикрывают высоким именем волонтера недостатки в работе МОУ или ГШ. Легализуют процесс грабежа, используя этих людей, как прикрытие — вместо того, чтобы проводить реальные реформы. И при этом говорят: у нас такие маленькие зарплаты, что кроме волонтеров никто не согласиться прийти и работать…
Кстати, это тоже неправда. Волонтерам в Минобороны доплачивают из какого-то непонятного фонда по 10-15 тыс. грн. Кроме тех 2-3 тыс. которые они получают официально. Может, не всем, но доплачивают. Так может надо сделать нормальные зарплаты в таком уважаемом ведомстве? Выгнать зажравшихся генералов и полковников, сидящих на денежных потоках? Надо прекратить наконец воровать, а не прикрывать это воровство вывеской «волонтер»!
И вот такие люди пытаются встроиться в систему. И некоторые наивно думают, что смогут эту систему изнутри изменить. Каким образом? Какие рычаги у них? Вот поставили его заместителем департамента, который обеспечивает армию какими-то дождевиками, формой.
И что? Всё равно денежные потоки проходят мимо него. Решалы – другие люди. А если деньги будут проходить не мимо, то будут предлагать поделиться. И не всякий человек может устоять, когда предлагают миллионы гривен.
Все это оборачивается в такую красивую обертку – «мы на полиграфе всех проверим»… Скольких уволенных после этой проверки на полиграфе вы можете назвать?
Честно говоря, вообще не слышала о подобных увольнениях…
Это просто пиар. Самый обычный пиар. Или была такая пышная акция – «Волонтерский ревизор». Набирали добровольцев проверять склады Минобороны, пуговицы считать. На две недели их хватило – и все…
Проблемы в МОУ остались те же. Люди остались те же. Плюс – пришли так называемые «волонтеры», позаводили своих людей, и теперь их еще кормят. Это воровство в государственных масштабах. Безумное воровство под предлогом помощи армии и стране. Это не то, чтобы стыдно или неловко, – за это расстреливать надо.
Вас часто критикуют за пессимистические посты, за критические заявления… Вас это не обижает?
Я понимаю, что люди устали от плохих новостей. Они ждут хороших известий – что наконец-то что-то меняется в лучшую сторону. Большинство украинцев ведь не понимают до конца, что для реальных изменений надо что-то каждый день делать. Недостаточно просто один раз, или месяц-два-три отстоять на Майдане. Это долгий путь.
Я когда пишу какие-то посты о проблемах, говорю о неприглядных вещах, понимаю, что не будет массовой поддержки. Я на нее и не рассчитываю. Я рассчитываю на поддержку соратников, людей, которые так же мыслят. Их немного в тылу, но абсолютное большинство на фронте. У меня нет разногласий с людьми, которые воюют. Или воевали. Мы с ними мыслим в одном ключе, в унисон дышим и понимаем друг друга с полуслова. Я не собираюсь, спекулируя на чувствах массы людей, делать себе некий политический капитал. Я говорю и пишу, что думаю, что знаю.
А вас приглашали в то же МОУ?
Официально – нет. Неофициально Бирюков на что-то там намекал на Фейсбуке… Но мне незачем туда идти, если я занимаюсь реальной работой, обеспечиваю фронт разведданными.
Предложения были разные — занять какие-то должности, возглавить какое-то управление… Серьезных не было. Оно и понятно: я не человек этой системы. Я эту систему могу развалить – точнее, улучшить настолько, что она станет совершенно другой. Но для этого мне нужны полномочия. Иначе – не вижу смысла.
Имеете ли политические амбиции?
Пока идет война — буду заниматься тем, чем занимаюсь. Если ситуация изменится, и я буду больше полезен в каком-то другом качестве – буду в другом качестве. Но больше всего я хочу, чтобы наступил мир, чтобы можно было заняться работой, бизнесом. Поехать, наконец-то, куда-то отдохнуть. У меня ни одного выходного за это время не было — начиная с Майдана. Мы ни разу никуда не ездили с женой отдыхать. Все дороги – на восток и обратно. Максимум, что удавалось — это полдня отоспаться, сходить с собакой в лес. Это весь отдых за все это время. Да, я хочу, чтобы была налаженная жизнь, чтобы моим детям не угрожала война. У меня двое сыновей, один был на фронте, другой сейчас срочную служит. Я хочу, чтобы они жили в мире. В этом моя мотивация, и это — мои амбиции.
Вы видите вообще конец этой войны? В обозримом будущем?
Думаю, что в ближайшее время, в этом году, так или иначе случится некая развязка. Военная, в первую очередь, а уже потом и политическая. Противник (имею в виду Российскую Федерацию) накапливает большие силы, хочет решить вопрос силовым способом. И тут уже — как масть ляжет, как мы будем к этому готовы.
А мы готовы?
Мы не готовы. Армия стала сильнее, чем она была год назад. И количественно, и качественно. И Муженко учел некоторые ошибки… Но мы не готовы.
Командование у нас не готово. Нельзя покомандовать сектором или АТО 45 дней — и уехать домой на ротацию. Представляете? У них ротация каждые 45 дней!.. Командир должен быть один — от начала войны и до конца. Он должен все и всех знать. Он должен уметь грамотно управлять войсками. А за полтора месяца он даже название воинских частей и населенных пунктов не запомнит…
От политической воли руководства, от командования всё зависит в первую очередь. И нам нужны профессионалы, а не мобилизованные «аватары»… Да, на каком-то этапе нужна была мобилизация, нужны были людские ресурсы — у нас армии-то практически не было. Но уже полгода назад надо было озаботиться созданием профессиональной армии. Платить людям хотя бы по 1 тыс. долларов. Иметь не 50 тысяч солдат в зоне конфликта, а 20, – но подготовленных, мотивированных. Которые не стреляют по своим с перепугу…
Полно! Мотивированные военные не будут жрать водку, не будут зря сидеть в окопах, умирая от скуки и погибая от обстрелов. Ведь долгое бессмысленное сидение в окопах – страшная вещь.
У нас ведь как сейчас? Мы окружили оккупированные территории окопами, продолжаем их и дальше копать. Я не понимаю, зачем это все копается. Нельзя ведь вырыть окопы до Днепропетровска или Киева. Мы что – так и будем отступать постоянно до западной границы?..
Это просто освоение денежных средств. Покопали день, положили пустотелые бетонные плиты – и 2,5 миллиона гривен у тебя в кармане.
Отлично. Почему бы и не копать в таком случае?..
Да, можно копать. В результате мы окружили этот район окопами, посадили туда войска, люди там сидят — и ждут, пока их обстреляют.
Противник в это время окопы не строит — за малым исключением. На переднем крае войск противника почти нет. Они в тылу живут в хороших пансионатах, в домах отдыха — в то время, как наши люди мучаются в окопах. Они готовятся. Постоянно. У них там стрельбы, тренировки, боевое слаживание, танки, пушки на полигонах. Периодически они просто выезжают к нашим окопам, постреляют, зная, что мы не можем ответку «насыпать», пока командование не даст «добро». И опять уезжают.
Мы же активных действий не предпринимаем. Можно хоть сегодня занять Горловку, Первомайск – там почти нет боевиков. Это в Луганске, в Донецке полно военной техники и людей. А в Марьинке, как недавно в Широкино они создают точки напряженности.
Зачем?
Они там обкатывают свои подразделения, испытывают новые виды вооружения, проверяют на прочность нашу оборону. На самом деле, они не собираются брать Широкино или Марьинку. Стратегической важности в этом нет. Создаются точки напряженности – как в свое время в донецком аэропорту, например. Они там тренируются. А ударить могут в другом месте. Могут пойти и занять Славянск или Краматорск. И окружить всю артемовскую группировку. Сил у них на это хватит. Могут разрезать фронт, выйти на Мелитополь, на Крым. На это тоже у них хватит сил – собрать в один кулак и ударить. К тому же они лучше подготовлены, чем наши мобилизованные, которых месяц учили чему-то, потом бросили в окопы и сказали: сидите здесь. И вы знаете – многие ведь из-за этого пьют. Представьте, каково это – вот так вот просто сидеть и ждать: прилетит — не прилетит… Я там был, я там сидел. Запускаешь беспилотник – тишина, хорошо… И тут: бабах! Бабах! Бабах! Нас обстреляли. Кто-то погиб.
А как же минские соглашения?
Какие минские соглашения? Они-то их не соблюдают! И вообще — к чему эти соглашения приведут? К тому, что мы потеряем людей, весь этот регион?.. Кто-то скажет: на фиг он нужен? Зачем за него воевать? Но там же живут наши люди! Они живут рядом. Они живут в том же Артемовске — и боятся, что его так же сдадут, как сдали Дебальцево. Кто вспоминает сегодня о судьбе наших людей, поддержавших Украину, которые живут в Дебальцево? А, может, уже и не живут… Может, их уже расстреляли, замучили… Где они сейчас, эти люди? Кто о них вспомнил?
Отдали Дебальцево — и ладно. «Планово вышли»… Никакого планового выхода не было. Вышли, как смогли. И хорошо, что сумели выйти. Но эти люди – наши люди — там остались. Украинцы, о которых никто и не вспомнил. Там – за линией фронта — много наших людей, которые ждут освобождения. Которые уже и не ждут. Которые просто устали…
Пример приведу. Раньше, когда Славянск был под Гиркиным, у нас там была агентура. Люди, которые по телефону, или через интернет сообщали, где видели «Нону», танки, машины с боеприпасами, боевиков… Где казармы, опорные пункты, штаб Гиркина… Люди даже на блокпосты наши приезжали с картами, рассказывали, что где в Славянске стоит – и не боялись. Таких, активных, бесстрашных помощников на один город были сотни человек. А сейчас у нас на весь оккупированный Донецкий регион – только два десятка таких людей может наберется…
Они разочаровались или почему так?
Многие уехали… Сколько можно ждать у моря погоды? Многие попали в руки противника, были расстреляны, погибли или находятся в заложниках. Я говорю о том, что это наши люди. Их там много. Они и сейчас живут там. Нельзя говорить, что на Донбассе одни «ватники» — таких и в Киеве множество. Мы должны заботиться о наших людях. Мы должны быть непреклонны в деле защиты наших людей. В этом смысл существования государства – в защите его граждан.
Как считаете, эта ситуация, когда наши сидят в окопах, пока та сторона собирает силы и готовится к атаке — это результат каких-то непубличных договоренностей, нежелания лишиться возможности зарабатывать на войне или просто следствие некомпетентности командования?
В первую очередь, это неспособность нашего руководства что-то сделать. Плюс — это еще и результат вот этих минских договоренностей: мы никуда не наступаем, мы сидим и сторожим.
Вы, кстати, верите в то, что кроме публичных договоренностей существуют еще и договоренности, о которых украинцам не говорят?
Конечно. Я не то что верю — я знаю. По минским соглашениям не предусмотрена такая активная торговля с оккупантами. Но она есть. Эшелоны ходят туда-сюда постоянно. Это не может происходить просто так. Это все санкционировано с самого верха.
Мы вообще в дурацком положении оказались. У нас идет война, мы все цивилизованные страны просим ввести санкции против России – а сами их не вводим. И чем больше мы торгуем с РФ, с оккупантами на Донбассе и в Крыму – тем сильнее они становятся. Это ни что иное, как предательство национальных интересов – сколько бы ни говорили, что наша экономика зависит от России.
Я так считаю: надо будет – будем дровами, соломой обогревать дома, но нельзя же предавать наших людей! Нельзя забирать надежду у тех, кто живет в оккупации. Нельзя предавать память о погибших. Нельзя всё оценивать в денежном эквиваленте. Нельзя так.
Из того, что вам говорит ваша агентурная сеть, из того, что фиксируют беспилотники – можете ли вы сказать, какова численность террористов на сегодняшний день? Какое соотношение между местными и россиянами? Где фиксируется наибольшее скопление техники и живой силы?
Местные банды — это вообще не проблема для наших ВСУ. Если бы мы боролись только с местными «опущенцами» — с криминалитетом, который встал под флаги «ДНР/ЛНР», с идейными сторонниками так называемой «Новороссии», с «ватой», которая взяла в руки оружие – эта операция длилась бы 2-3 дня. Максимум, неделю – потому что войскам надо было бы еще потратить время на передвижение, на отдых, ночевки…
Другое дело, что на Донбассе большое количество и российских войск, и российских наемников, и российской техники. Никто этого и не скрывает. Те же сепаратисты и идеологи русского мира постоянно говорят про русский «военторг», «северный ветер», «отпускников» — называя так поставки российской техники, интервенцию и оккупантов.
Сколько их на нашей территории? Много. Но это не те цифры, которые называет наш Генштаб, или которые проскальзывают в речах отдельных «аналитиков». Там нет 700 танков и 1000 пушек. Такие цифры – это просто попытка оправдать свое бессилие и нежелание решить вопрос военным путем. Попытка нашего руководства оправдать свою неспособность. Мы считали те танки, которые видим сверху, – и смогли насчитать не больше 200-250. Да, это много. Больше, чем у Германии. Россия – огромная страна и может еще сотню или две привезти. Не проблема. У них тысячи на складах стоят.
То же касается и, к примеру, бронетранспортеров. Как начнут рассказывать, что их там десятки тысяч… Ну, нету столько. Нет! Да, там их сотни. Да, там тысячи бандитов, боевиков, регулярных войск — но не 50 тысяч.
Вот я последнюю штабную сводку читал, которую сверху в войска спускают, там написано, что численность войск противника на Донбассе — 53 тысячи. Абсурд. Оккупирована небольшая, по сути, территория. Мы ее беспилотником пролетаем на малой скорости за 2-3 часа. Можно при большом желании найти большую мачту и с нее увидеть всю оккупированную территорию от края до края. Там негде разместить 50 тысяч боевиков. Да, их много. Тысяч пятнадцать — двадцать. Плюс они могут рассчитывать на ввод регулярных войск России из приграничья. Как они уже вводили регулярные войска под Иловайск, танки – под Хрящеватое на Луганщине, псковскую дивизию под Луганск. Такой риск есть.
Но пока нет такого безумного количества войск врага, которым нас пугают в Генштабе. Соотношение в зоне конфликта и по технике, и по личному составу – в нашу пользу.
Вопрос в другом – в готовности воевать. В мотивированности. Мы должны действовать профессионально, грамотно, смело, настойчиво, агрессивно. Нам нужны нормальные, талантливые командиры, которые заботятся о подчиненных, и хотят выиграть войну. Нам нужна должная подготовка – нельзя отправлять на убой неподготовленных людей. И в любом случае, мы не сможем справиться с этой бедой, пока не наладим стабильную массированную поставку гробов в РФ. Тех, кто пришел на нашу землю с оружием, надо отправлять домой в гробах. Когда таких гробов будет много (при минимальных наших потерях, а еще лучше – их полном отсутствии) — только тогда мы выиграем войну. Потому что никакое общество – даже такое сюрреалистическое, как российское – не выдержит массовых потерь на чужой войне.
Пока этих потерь недостаточно? После боев под Марьинкой вы писали, что потери, понесенные террористами, мягко говоря, преувеличены…
Ну да, когда говорят, что там были сотни погибших… В истории войн случаи, когда с одной стороны погибло 5 человек, а с другой — тысячи — это большая редкость. К примеру, войсковая операция «Буря в пустыне» против Ирака. США там действовали дистанционно, и крылатыми ракетами разбомбили весь Ирак, уничтожили десятки тысяч иракских бойцов и танков еще до того, как хоть один американский солдат вышел к линии фронта.
Были случаи, когда под руководством грамотных командиров, при проведении хорошо спланированных операций за счет шока и ужаса, охватившего противника, потери одной стороны значительно превышали потери другой. Например, когда немцы на начальном этапе Второй мировой немцы устраивали для советских солдат котлы – понятно, что тут может быть просто безумное соотношение потерь – 1 к 10 или 1 к 20.
Но когда идет общевойсковой бой, противник так же, как и мы, применяет стрелковое оружие, когда мы стреляем в него, а он – в нас, и при этом мы не делаем каких-то охватов, блокирования, не имеем явного преимущества в артиллерии, не применяем какие-то тактические штуки, которые позволили бы нам выиграть – откуда такие потери? Я что – лучше стреляю, чем противник? Война – это не компьютерная игра с десятками запасных жизней.
Не надо думать, что противник глупый, или несерьезный, или не подготовленный. Они не ходят на копытах и, и рожки у них не растут. И они не все звери. Многие просто обмануты пропагандой. Многие – совершенно нормальные люди в обычном понимании. Вы с таким бы встретились – и никогда бы не заподозрили, что перед вами боевик. Он может быть точно так же, как и мы — мотивирован, подготовлен. На войне самое страшное – кроме плохого начальства, разумеется – это недооценка противника…
Это как в Дебальцево с «организованным выводом»?
Да. Конечно, куда приятнее объявить: слава нам, мы победили.
Опять же, если бы противник хотел взять Марьинку — он бы ее взял. В Донецке и Луганске сконцентрированы большущие запасы и боеприпасов, и техники, и личного состава. Но в бою в районе Марьинки участвовало пару сотен человек. Три тысячи из Донецка не участвовали. Им это просто было не нужно. Не ставилась такая задача.
В Марьинке они обкатывали какие-то тактические приемы. Учили своих людей воевать. Но они не собирались брать Марьинку. В противном случае, они бросили бы туда все резервы, проводили охваты, контрудары, хитрые маневры, привлекли бы артиллерию. Но этого ничего не было. И не надо говорить, что мы такие умные, у нас все самое лучшее, а они – дебилы, вот как мы им надавали. Теперь не сунутся. Да сунутся! Еще больше сунутся, потому что они поняли, как устроена наша оборона, как мы действуем. Они научили своих людей воевать, командиров проверили, которые на полигонах тренировались. Сунутся теперь еще больше – и в другом месте.
Вы видите подготовку к какой-то серьезной эскалации в ближайшее время?
Она постоянно идет. После Дебальцево мы ожидали атаки 14 апреля, 15 апреля, 25, 26, 29 апреля, 1 мая, 2 мая… Причем, сигналы шли оттуда, мы видели перемещение техники… 9 мая, 25 мая, июнь… Несколько недель назад, к примеру, противник взял и выдвинул на окраины Горловки 30 броневиков и танков, артиллерийские системы и пехоту. А ведь в Горловке они даже опорные пункты до этого оставили – ушли учиться на полигоны. А тут в один день выдвинулись обратно. Поставили посреди улицы на окраине Горловки два танка, подняли дула для стрельбы по Дзержинску. Зеваки стоят, смотрят. Наши передают оттуда… А что делать? Начнем по ним стрелять – множество мирных погибнет…
И вот стоят два танка, как на параде, как будто объявляя — вот сейчас начнем стрелять по Дзержинску. Пехота подошла к линии соприкосновения. Танки выдвинулись… До вечера было очень сильное напряжение. А к вечеру они «рассосались» — по одной-две бронемашины, по одному-двум танкам города вышли из города на Енакиево…
Для чего же был нужен подобный демарш?
Тренировка выхода. Прощупывание наших нервов. Самая большая подготовка идет на полигонах. Плюс складирование боеприпасов, подвоз вооружения… Повторюсь: территория очень маленькая. Есть полигон на Карло-Марксово, за Горловкой — с него добраться до наших передовых позиций, даже если очень медленно ехать колонной — это максимум полтора часа. С полигона в районе Александровска, под Луганском – еще меньше: 30 минут до Счастья.
То есть, спрогнозировать возможные направления атаки сейчас невозможно?
Да. Есть такой же полигон в районе Докучаевска. Они там тренируются. Там стоят сотни единиц разной техники: БТРы, танки, артиллерия. Боевики живут в комфортных условиях, тренируются. У нас есть фотографии этих районов, фотографии тренировок, видео, как они там стреляют – сверху снимали с беспилотника.
Куда и в какой момент они двинутся – мы не знаем. Сигналы, что будет наступление, появляются постоянно. Их транслирует, в том числе, и та сторона. Командование боевиков говорит об этом. Когда – они и сами не знают. Говорят, что им звонят из Москвы. Сурков позвонил, говорит: готовьтесь на 9 мая. И они готовятся. Происходит утечка информации, об этом узнаем и мы – и тоже готовимся. А ничего не происходит. Они же от Москвы зависят, а Москва им постоянно дает даты на подготовку.
Знаете, это напоминает действия «исламского государства» ИГИЛ. Вы, конечно, не смотрели те страшные кадры видео, как они казнят христиан. Одевают их в красивые красные одежды. Выводят к морю. Поют какие-то песни. А потом людям отрезают головы. А они стоят спокойно, даже позируют. Почему люди, которых вот-вот казнят, просто стоят, не дергаются, не пытаются как-то спастись?.. Многие даже улыбаются. Почему?
Все очень просто. Перед настоящей казнью этих людей много раз пугают – одевают красные одежды, выводят к морю, приставляют нож к горлу. И… ничего не происходит. Через несколько дней люди привыкают, и перестают бояться. Потому что нельзя бояться постоянно. А тут их берут и казнят. И снимают казнь на камеру. Получается жуткий фильм, от которого в жилах стынет кровь. Жертвы даже не пытаются сопротивляться. Потому что когда осознают, что в этот раз все по-настоящему – они уже ничего не могут сделать.
Так и здесь. Нас постоянно пугают каким-то наступлением. Мы обязаны реагировать. Мы сообщаем об этом каждый раз. Самое главное, чтобы в какой-то момент мы не перестали бояться. А у нас как общество реагирует?.. — О, снова Касьянов написал, что будет наступление!.. Или Бочкала сообщил, или Цаплиенко заявил… Сколько можно? Паникеры!.. Никаких наступлений не будет…
Будет! Не может висящее на стене ружье не выстрелить.
Правда ли, что «Армия СОС» занималась, в том числе, и освобождением пленных?
Занималась — это громко сказано. Несколько раз пытались разными путями вытащить из плена волонтеров, бойцов, о которых нам стало известно. Но чаще – без особого успеха. Порой речь идет даже не о пленных, а о телах погибших. Когда родные хотят узнать судьбу своего близкого человека. Но чаще всего, к сожалению, этого никогда не узнаешь. У нас есть множество семей, потерявших близких. Они еще надеются – но для большинства из них уже никакой надежды нет.
Помните 32-й блок-пост на Бахмутской трассе? Он был выдвинут вперед относительно нашей линии обороны. Это все равно, что поставить сейчас блок-пост в Донецке и туда ездить. Надо было либо ребят назад отводить, либо линию фронта вперед сдвигать. Долгое время боевики подтягивали туда силы и ребят на блок-посту не трогали, просто окружали постепенно. А потом в какой-то момент перерезали дорогу, по которой шло снабжение.
На самом блокопосту за это время погибло, кажется, три человека. Но 22 единицы техники, больше 50 людей остались лежать по дороге к нему…
Я был на соседнем 31-м блок-посту в тот день, когда боевики разрешили вывезти несколько тел. Это было 8 фрагментов тел – не людей. Изъеденных, обглоданных, червивых, извините за подробности, неузнаваемых, прикопанных, обожженных… А остальные 50? Они пропали без вести. Их нет. Их тела уже давно растаскали животные. И что? Кто за это несет ответственность?
Как это – не послушался?!
Вот так вот. Вот такая у нас беда. Если ты начальник – ты несешь ответственность за своего подчиненного, которого ты же и назначил. Не нравится, как он работает — уволь его, расстреляй к чертовой матери. Ты же руководишь. Но нельзя говорить, «я не виноват, это комбриг или командир батальона бестолковый». В армии единоначалие и ты несешь ответственность за этих 50 погибших, чьи семьи никогда не узнают, что с ними случилось. Не смогут по-человечески похоронить. Не получат никаких льгот, даже минимальной материальной помощи.
В последнее время один за одним вспыхивают скандалы, когда участников АТО обвиняют в совершении тяжких уголовных преступлений. Расстрел милиционеров, скандал с «Торнадо», убийство Бузины, суд над партизанами-«равликами»… Как вы считаете, это правосудие в действии или репрессии против патриотов-добровольцев?
Про расстрел милиционеров под Киевом однозначно могу сказать: кем бы ни были эти милиционеры в прошлом, если кто-то приезжает и им за что-то мстит — это полный беспредел.
Что касается «Торнадо» или «Правого Сектора» – тут все сложнее. В каждом конкретном случае надо разбираться, почему это произошло, кто за этим стоит. Бывает, и местные милицейские начальники сводят с кем-то счеты. И, чего уж греха таить, многие бойцы «Торнадо» замешаны в грязных вещах. Я это точно знаю. Надо разбираться. И не ставить автоматически знак равенства между понятиями «доброволец» и «хороший человек». Я среди добровольцев таких мразей видел! В любой армии, в любой стране есть те, кто идет на войну, потому что это их любимое дело – грабить, убивать, насиловать.
У нас это тоже есть. Многие добровольцы оказались замешаны в коррупции, в контрабанде, в похищении людей, в пытках, в отжимании транспортных средств… Так же, как замешаны в этом оказались многие СБУшники, МВДшники, ВСУшники. И об этом надо говорить, а не закрывать на это глаза. Я знаю людей, которые прекрасно показали себя на войне. Я с ними в одном окопе был. А сейчас один из них крышует контрабанду, и зарабатывает на этом безумные деньги. Мало того, он еще и боеприпасы сепаратистам продавал. Это в голове не укладывается — вчера с ними воевать, терять близких людей, а сегодня…
Вот так меняет людей война. Война, цель которой не обозначена. И человек себе думает: почему Пете Порошенко можно зарабатывать в России, Ахметову можно зарабатывать, Кихтенко можно – чем я хуже? У меня жена больная, дом недостроен…
Рыба гниет с головы. Это правда. Я не оправдываю этих людей. Считаю, что они слабые. Воевать легче, чем не поддаться соблазну. Но мы должны что-то делать. Есть люди, которые должны что-то делать.
Конечно. Люди меньше помогают, меньше возможностей имеют для помощи. Они устали и разочаровались. Если раньше, бывало, мы объявляли, что хотим собрать деньги на самолет – и тут же приходит женщина, и приносит 30 тысяч долларов. И за неделю на карточку «падает» полмиллиона гривен. Это время давно прошло. Сейчас дай бог, чтобы мы за месяц 100 тысяч собрали. Это мизер на самом деле, потому что беспилотник стоит, как я говорил, 2-3 тысячи долларов. Это комплектующие, которые надо купить. Мы сейчас старыми запасами живем – хорошо, что когда-то закупились.
Да, люди стали меньше помогать. Люди разочаровываются. Люди справедливо полагают, что этим должно заниматься государство. Нельзя требовать от людей помощи или сетовать на то, что раньше помогали, а теперь нет. Так делают, в основном, те, кто привык жить за счет пожертвований, не мыслит себя вне этой системы. Они создали себе имидж волонтеров – и теперь им надо его постоянно поддерживать. А для этого нужно постоянно иметь деньги.
Но мы работаем не ради имиджа, званий, наград. Воюем не ради славы. Ради Украины. Пусть звучит пафосно, но пока есть люди, которые именно так мыслят – нас не победить. Точно не победить. Никому – не внешнему врагу, не внутреннему унынию и апатии. Мы, безусловно, победим. Мы этого достойны.